Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945 - Рейнхольд Эггерс Страница 18

Позже мы узнали истинную причину беспорядка. Два бельгийских офицера, лейтенанты Лерой и Ле Жён, сбежали через парк, и эти перестрелки в замке были организованы лишь с целью отвлечения внимания караульных. Столкнувшись с невозможностью перебраться через ограду парка, бельгийцы сдались. Когда мы провели расследование, пятеро наших караульных поклялись, что по ним стреляли из замка! А двое поклялись на их Diensteid ^[32], что видели дым от выстрелов! Это было слишком, хотя теоретически можно было ударить двумя пыльными досками друг об друга и выдуть облачко дыма или зубной порошок из бумажного пакета или футбольной камеры. Пятерка солдат были абсолютно уверены, что отстреливаются в целях самозащиты. Слава богу, они никого не убили. Хорошенькое было б дельце для лейпцигского военного суда или даже для Нюрнберга!

Примерно в это время нам и доставили нашего первого политического заключенного, мистера Джайлза Ромилли, племянника сэра Уинстона Черчилля. Он был захвачен в Нарвике в 1940 году, как гражданское лицо – пишущим для «Дейли экспресс». Этим же годом, но чуть раньше, переодевшись в женщину, он бежал из лагеря для интернированных в Баварии. Он классифицировался как социальный трофей (как полагало наше ОКБ), имевший определенный вес в обществе – возможно, пригодный в качестве заложника. Для нас же в Кольдице он явился просто еще одной головной болью. Наши инструкции, пришедшие из самого высшего источника, были следующими:

1. Комендант и офицер службы охраны отвечают за безопасность Ромилли головой.

2. Его безопасность должна гарантироваться всеми и каждой исключительными мерами, которые вы сочтете нужным предпринять.

Комендант и офицер службы охраны выработали следующее:

1. Кодовое имя Ромилли Эмиль.

2. Все члены комендатуры и караульных рот должны знать Эмиля в лицо.

На гауптвахте, в комендатуре, служебных помещениях и так далее расклеили его фотографии.

3. Всякий, кто заметит этого человека вне территории двора заключенных, должен немедленно отвести его в комендатуру.

4. Rollkommando обязано отыскивать его каждый час и отмечать в книге, где он находился в это время.

5. Днем он имеет право беспрепятственно перемещаться по замку.

6. Никаких прогулок по парку. На каждой прогулке необходимо проводить специальные проверки с целью исключения попадания в группу гуляющих Ромилли.

7. Его следует запирать в его собственной комнате немедленно после вечернего построения. В двери необходимо прорезать глазок, снаружи обязан находиться караульный, свет должен гореть всю ночь (позже просто синий свет). Кровать должна располагаться так, чтобы ее было видно через глазок.

8. Его присутствие в комнате должно проверяться ночью с нерегулярными интервалами.

Мистер Ромилли, невысокого роста смуглый мужчина между тридцатью и сорока годами, любил бокс, но на лагерной сцене играл женские роли. Несколько месяцев он с раздражением реагировал на наши спецмеры, особенно нарушение его сна. Нередко швырял сапогами в дверь и затыкал глазок бумагой, но в конце концов смирился с этими неудобствами. Один раз мы поймали его в одежде ординарца на выезжающей со двора повозке с углем. Он хорошо говорил на немецком языке и явно сыграл свою роль в подрывании боевого духа караульных, с которыми мог беседовать у двери в свою комнату в любое время вечером или ночью.

Кроме не поддающегося обнаружению туннеля и побегов из парка голландцев и обнаружения их выхода в ноябре имели место еще несколько попыток побега. 23-го числа после построения после вечернего чая наш караульный во дворе заключенных находился под скрытым наблюдением. Он расхаживал по двору взад-вперед – об этой его привычке знали все. Каждый третий или четвертый поворот он ненадолго останавливался. Заключенные прекрасно знали порядок его действий. Он никогда не доходил до середины двора и вновь возвращался к стене, от которой начал. Видимо, было заранее известно, что именно этот «goon» ^[33], как англичане по-доброму нас называли, будет на дежурстве – и всё и все были готовы.

Караульный двинулся от кухни по привычному маршруту. Ему предстояло пройти около сорока ярдов, затем должна была произойти обычная остановка и поворот. Темнело. Свет во дворе должен был зажечься с минуты на минуту. Когда солдат довольно далеко отошел от кухни, два британских офицера влезли на крышу этого – одноэтажного – здания, примыкающего к высокой, с четыре этажа, задней стене немецкого двора, и по громоотводу взобрались на крышу. Они добрались до дымовой трубы, обмотанной стальными лентами каждые три или четыре фута. К несчастью, прожектора зажглись слишком скоро, и их увидели. Чтобы перехватить беглецов, нам пришлось подняться в помещения ординарцев в юго-западном блоке. Там мы нашли еще четырех британских офицеров. Они заявили, будто пришли забрать свое белье. Мы поместили в тюрьму всех. Четверка британцев протестовала, утверждая, что к побегу не имеет отношения. Мы ответили: «В любом случае вы не имеете права находиться в помещении ординарцев, и вы это знаете. Считайте, наказание за это».

К этому времени репетиции грандиозной британской рождественской постановки «Балет Нонсенс» были в полном разгаре. Сцена на четвертом этаже в юго-западном блоке сотрясалась от «мощи» хора. Прима-балериной был капитан Роджерс – почти самая волосатая «девочка», какую только можно было сыскать среди пленных. Нам же он был известен как горный инженер, ответственный за большой туннель, построенный в 1941 году в Лауфене, близ Зальцбурга, и приведший к тому, что всех британских офицеров инженеров перевели из этого лагеря к нам в Кольдиц. Лауфен ^[34], или офлаг 7А, являлся лагерем для захваченных летом 1940 года пленных Дюнкерка и Сент-Валери.

Театр, как я полагал, еще одно возможное слабое место. Для нас он имел единственное маленькое преимущество. Это была привилегия. Мы могли лишить узников этой привилегии в качестве дисциплинарной меры, и оно того стоило! Это почти единственное общее наказание, которое мы имели право осуществлять, хотя и не называли его так. Мы назвали это просто лишением привилегии. Лишать привилегий можно было в любой момент, без каких-либо особых на то причин. Раньше мы то же проделывали с прогулками по парку, но ОКБ не поддержало нас, объявив, что прогулка есть право, а не любезность, оказываемая нами пленным.

За две недели до Рождества у нас выдался славный денек – мы взяли сразу две взятки, но опять-таки никакого туннеля! В тот день группа, изъявившая желание прогуляться по парку, оказалась довольно многочисленной и непослушной. Это выявилось при подсчете перед маршем назад. Ответственные унтер-офицеры заподозрили неладное и проверяли тщательно.