Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига - Джошуа Грин Страница 18

Зигберт и его команда, проведя в тридцатиградусную жару два часа за обыском, очень устали. Они стали спускаться по лестнице и уже было сели в джип, как ему вдруг что-то пришло в голову.

«Я хочу вернуться в квартиру», – заявил он.

«Ты с ума сошел? – спросил его коллега. – Мы обыскали каждый дюйм».

«Но один дюйм мы не тронули», – сказал Зигги.

«Это какой?» – спросил другой следователь.

«Неважно, – сказал Зигберт, – поезжайте. Я потом вернусь пешком».

В самых дорогих квартирах в городе был камин, отделанный черепицей. Зигберт вспомнил, что видел пепел в камине квартиры, которую они только что обшарили.

«На дворе июль, – подумал он. – Кто в здравом уме будет разжигать камин в июле?»

Вернувшись в квартиру, он закатал рукава, запустил руки в пепел и вынул оттуда пачку полусгоревших писем и фотографий. Он предположил, что хозяева попытались сжечь их, узнав, что контрразведка проводит обыски, но не успели довести дело до конца. Среди обугленных документов были почетные грамоты, врученные некоему герру Аульбреку за велогонки и подписанные элитными офицерами из ближнего круга Гитлера. На одной из фотографий был изображен привлекательный мужчина в униформе СС, и Зигберт узнал его: это был охранник из Маутхаузена.

После такого открытия стоило вновь посетить некоторые окрестные лавки. Кто-то явно должен был что-то знать о загадочном герре Аульбреке.

Зигберт стал исследовать каждую дверь обоих фасадов дома. Через окно магазина одежды он увидел, как портной переделывает мужскую куртку. Он вошел в магазин и увидел женщину с ребенком, которая явно собиралась эту куртку забрать. Приглядевшись, Зигберт заметил, что портной спарывает с рукавов нацистские знаки отличия. Посмотрев на женщину, Зигберт узнал ее: он только что видел ее на фотографиях в квартире, которую она оставила.

«Где ваш муж?» – спросил он спокойно.

«Ой, я не знаю, – ответила женщина. – Наверное, он уехал в деревню».

(«Если бы она сказала, что он в России, я бы прекратил расспросы, – рассказывал Зигберт Нартелям, – ведь в этом случае он был бы либо в тюрьме, либо в могиле. Но когда она сказала, что не знает, где он, я насторожился».)

«Мадам, – сказал он, – я только что из вашей квартиры. Восемнадцать секундомеров – это нормально для Линца? Например, у вашего соседа тоже есть восемнадцать секундомеров? Или хотя бы пятнадцать? Или десять?»

«Ну, очень может быть, – ответила женщина. – Хотите, чтобы я сходила с вами к соседям?»

«Нет, думаю, в этом нет нужды. И вот почему. Я нашел письма, где вашего мужа поздравляли с результатами в велогонках разные важные люди. Кстати, я заметил, что ваш муж ни разу не занимал первого места. Он всегда приходил вторым. Но второе место – это не так плохо», – с улыбкой сказал он, намекая на то, что иногда лучше смириться, если понимаешь, что выиграть нельзя. Женщина согласилась и поделилась информацией о своем муже, а впоследствии еще и о трех бывших нацистских офицерах. Команда Зигберта арестовала их всех и доставила в контрразведку.

Большинство уцелевших высокопоставленных нацистов бежали в Южную Америку и другие укромные уголки земного шара. Однако один местный источник намекнул, что по меньшей мере один крупный нацист все еще скрывается под Линцем, и дал Зигберту название одной деревушки.

Чтобы добыть разведывательные данные у жителей деревушки, контрразведка устроила так, что к Зигберту и его команде перешла бакалейная лавка, прежде принадлежавшая члену нацистской партии. Никто из четырех ничего не знал о бакалейном деле, но ход себя оправдал. Уже через несколько дней контрразведчики стали частью повседневной жизни деревни и ее обитателей.

«Мы добились расположения местных жителей, оказывая им услуги, когда они что-то у нас покупали, – объяснял Зигберт. – В то время еду покупали по продуктовым карточкам. Если мы взвешивали человеку, например, на четверть фунта больше масла, чем разрешалось по карточке, он мог рассказать то, о чем мы бы иначе не узнали».

Покупатели вовсю сплетничали о своих соседях, и контрразведчики под прикрытием были поражены, узнав, что в деревушке с населением в девятьсот человек почти все были членами нацистской партии. Одна женщина по фамилии Кесслер ходила в бакалейную лавку регулярно. Добившись ее расположения с помощью довесков к продуктам, контрразведчики узнали, что они с мужем разочаровались в нацистской партии после того, как ее муж потерял ногу во время бесполезных, по их мнению, воинских учений. Зигберт и товарищи признались ей, что работают на контрразведку, и спросили, не может ли она предоставить им какую-либо информацию. Фрау Кесслер в ответ прошептала, что через дорогу от них в соседней деревушке Вольфхаузен живет высокопоставленный нацист.

О Гансе Геббельсе было мало что известно, кроме того, что он был младшим братом Йозефа Геббельса – покойного рейхсминистра пропаганды и одного из самых ревностных сторонников Гитлера. Во время Первой мировой войны Ганс служил в артиллерии. Он вступил в НСДАП в 1929 году и добился высоких постов: например, был главным по пропаганде во время оккупации нацистами Франции. Была известна и другая деталь, которая оказала решающее влияние на поиски. Как и у печально знаменитого старшего брата, у Ганса была от рождения изуродована стопа.

Зигберт и его команда вплотную занялись фермой. Они приезжали туда в любое время дня и ночи, но так и не могли никого застать. Они продолжали наблюдение по ночам и в сильный дождь, и со временем их терпение было вознаграждено. На ферму приехал автомобиль с человеком, совпадавшим по описанию с Гансом Геббельсом: низкого роста, с орлиным носом, сильно хромавший. Контрразведчики бросились на него, заковали в наручники и доставили в бюро для допроса.

Когда личность Ганса Геббельса была установлена, контрразведка выдала его французам, которые судили его за преступления, совершенные на французской территории, и приговорили к пожизненному заключению в лагере для интернированных, где он и умер в 1947 году.

В лагерях Зигберт был свидетелем множества преступлений, и его вера подверглась суровому испытанию, но, как он утверждал, ни разу не пошатнулась.

«Существует ли Бог? В Освенциме этот вопрос был очень важным, – пояснял Зигберт Нартелям. – Ответа не знал никто. Одни говорили, что Бога, возможно, никогда не было. Другие – что он существовал, но отстранился от земных дел. Третьи полагали, что, возможно, он просто перестал обращать на нас внимание и хочет, чтобы мы погибли. Охранники любили смеяться над нами, и у них был такой садистский обычай. В лагере была линия, которую узникам запрещалось пересекать. Охранник зажигал сигарету, делал пару затяжек и бросал сигарету по другую сторону этой линии. Если вы курите, то знаете, каково обходиться без табака долгое время. Некоторые заключенные пытались достать эту сигарету, и тогда охранник пристреливал их и писал в отчете, что пресек попытку к бегству. Один из таких охранников, убив очередного курильщика, посмотрел на меня и спросил: Wo ist dein Gott jetzt? («Ну и где теперь твой Бог?») Ответ стал для меня очевиден во время одного из заданий, которое я выполнял для контрразведки. Мне нужно было полететь куда-то на самолете. Я летел впервые в жизни, а день выдался облачный и дождливый. Самолет взлетел, прошел через облака и оказался выше их – и засияло солнце. Я увидел, что над облаками стоит ясный день, и это убедило меня в том, что Всевышний всегда здесь. Кто-то говорит, что он умер, но это не так. Всевышний говорил мне: “Я здесь, в вышине. Не отчаивайся. Иногда между нами проходит темная туча вроде Гитлера, но знай, что я все равно здесь”. В это мгновение я убедился, что он никогда не оставлял меня».