Мой ГУЛАГ. Личная история. Книжная серия видеопроекта Музея истории ГУЛАГа - Людмила Садовникова

^{Игорь Бернакевич (слева), Юра Плишкин, Витя Чебыкин в детском доме № 20 (№ 3), Кировская область, город Советск, 1940-е годы}

Интервью записано 16 января 2015 года.

Режиссер и оператор Людмила Садовникова.

Игорь Алексеевич родился в 1930 году. В 1937 году после ареста родителей вместе с сестрой был отправлен в детский дом особого режима. Отец — Бернакевич Алексей Николаевич — арестован в 1937 году и расстрелян в 1938-м. Мать — Бернакевич Мария Федоровна — арестована в 1937 году и отправлена в Акмолинский лагерь жен изменников Родины (АЛЖИР) ^[1].

Игорь Алексеевич не стал железнодорожником, как его отец. Социальная комиссия, как он говорил, не допустила детдомовца из детдома особого режима, сына врага народа, к сдаче экзаменов в железнодорожный техникум им. Сталина. Но он с успехом поступил в Федоскинское художественно-промышленное училище в 1946 году. Отслужил в армии, в артиллерийских войсках. После демобилизации окончил вечернюю школу и поступил в педагогический институт им. Ленина на художественно-графический факультет. Потом еще были двухгодичные курсы дизайна в Московском высшем художественно-промышленном училище (бывшем Строгановском). Работал Игорь Алексеевич в конструкторском бюро им. С. А. Лавочкина, в опытном конструкторском бюро А. И. Микояна.

«Я был воспитан НКВД, я любил нашу советскую власть и НКВД больше, чем родителей»

Мой отец был инженером-железнодорожником. Он в 1930 году окончил харьковский институт и работал на железной дороге. Сначала на Украине, в Казатине. Я родился там. А потом из Казатина его перевели в Пермь, затем в Уфу. И до 19 февраля 1937 года он работал инспектором Южно-Уральской железной дороги, пока его не арестовали.

Как-то я играл на улице, около дома, ко мне подошли два человека и сказали: «Нам нужен Ермаков». Я им ответил, что Ермакова арестовали. Он был папиным начальником. А они говорят: «Проводи нас в дом». И я повел их. Но они не в ту дверь стали стучать. «А здесь Бернакевич живет». Отца дома не было, и они поехали за ним на работу.

Когда начался обыск — стоял отец или сидел? Я не помню. Мы рядом «прищемились» на стульях. Шкафы трясут, белье, книги. Отец же инженер. Везде валяются его рабочие книги с таблицами. А таблицы, я помню, были тогда цветными. Миллиметровка очень красивая была. Сейчас она оранжевая, сама сетка, а тогда была глубокого синего, очень приятного цвета. Книги о паровозах с цветными вкладками, с цветными сигнальными огнями…

Я любил рассматривать эти книги. И вдруг они под ногами, по книгам незнакомые люди ходят.

Отца увезли ночью. Он только успел сказать: «Я невиновен, Марусенька, я невиновен».

Обнял и поцеловал нас? Не помню. Может, не дали.

Когда Ермакова арестовывали, я слышал у нас дома разговор: «Знаешь, оказывается, с нами рядом жил враг, и мы ничего не замечали за ним». А теперь мы сами оказались в таком положении. Но у нас тогда вера была в то, что НКВД не ошибается.