Бесславие: Преступный Древний Рим - Джерри Тонер Страница 18

Из 182 петиций, найденных археологами на месте египетского города Оксиринх эпохи римского владычества, семьдесят четыре (41%) содержат жалобы на разного рода уголовно наказуемые (в современном представлении) деяния, включая оскорбление действием, мошенничество, вымогательство и хищение имущества, а еще тридцать три (18%) касаются семейных споров, преимущественно из-за раздела наследства. Архив папирусов из раскопок на месте города Тебтунис содержит полную подборку документов, рассмотренных чиновниками за шестнадцать месяцев подряд в 45–46 годах (то есть в эпоху правления Клавдия). Из 1048 записей, однако, лишь семьдесят (6,7%) приходится на жалобы населения. Отсюда видно, что при достаточно большом объеме юридического делопроизводства на местах рассмотрение ходатайств отнимало у чиновников весьма скромную часть рабочего времени. Петиции поступали от представителей различных слоев общества, а значит, обращение за помощью к властям и в те времена отнюдь не являлось прерогативой одних лишь состоятельных людей. Некоторые прошения и вовсе похожи на крик отчаяния людей, попавших в безвыходную ситуацию. Из 134 петиций с претензиями имущественного характера, обнаруженных в Оксиринхе, тридцать девять (29%) исходят от женщин. Женщины часто владели собственностью, отписанной мужем или полученной в наследство от родителей, и нередко оказывались в роли беззащитных жертв чьей-либо беспринципности. «Я немощная вдова», — пытается разжалобить чиновников одна из обобранных. Но даже и при вынесении решения в их пользу никаких механизмов, обеспечивающих исполнение чиновничьих рескриптов, женщинам (как и мужчинам) не предлагалось. В другом папирусе конца III века находим историю тяжбы племянницы с дядей, присвоившим всё имущество ее отца (своего брата) после того, как тот скончался, не оставив завещания. «Я несколько раз на него в суд подавала, — жалуется обездоленная, — но он всё так же надо мною только издевается» (P. Oxy. 17.2133).

В жалобах по поводу краж поразительно, насколько часто потерпевшим доподлинно известно, кто именно их обворовал. Лишь в тридцати четырех из девяноста шести дошедших до нас египетских жалоб римской и ранневизантийской эпохи речь идет о неустановленных злоумышленниках. По большей же части в воровстве обвиняют знакомых или даже родственников. Тем не менее у нас нет оснований заключать, что большинство краж в римской провинции Египет совершалось родными и близкими потерпевших. Вполне возможно, что жертвы неизвестных им лиц просто не видели смысла обращаться за помощью к властям. Если даже нет подозрения, кто тебя обокрал, то чиновники и подавно разбираться не будут.

Наконец, показательно, что из пятидесяти девяти дошедших до нас эдиктов префектов римского Египта двадцать найдены в Оксиринхе. Это означает, что экспертно-правовые заключения высшего в провинции должностного лица широко распространялись по периферийным городам и, вероятно, вывешивались для всеобщего ознакомления. Впрочем, слово «всеобщее» в данном контексте лучше взять в кавычки, если учесть, что уровень грамотности местного населения нам неизвестен. Да и к тому же публиковались эти эдикты на греческом языке, так что и многие образованные египтяне вполне могли их не понимать.

К интерпретации приводимых здесь цифр следует подходить с предельной осторожностью. Порядок рассмотрения, содержание и авторство обращений к исполнявшим судебные функции властям отражают лишь характер проблем, с которыми сталкивалось население, но никак не частоту их возникновения и не социальный профиль преступных элементов. Невозможно также и экстраполировать эти дошедшие до нас увлекательные провинциальные дела на всю империю в целом. Ведь Египет был страной, уникальной во всех отношениях. Так можно ли сделать хотя бы некие гипотетические выводы относительно степени распространенности воровства на всей территории Римской империи? Начнем с того, что римских историков (Тацита, Светония и прочих), как мы позже увидим, интересовали прежде всего преступления в верхах, с политической подоплекой, а не банальные уголовные хроники. В результате смещения фокуса внимания летописцев в сторону сенсационных разоблачений у читателя создается ложное впечатление, будто и обычных людей там изо дня в день преследовали коварные интриганы и подлые заговорщики. В реальности же здесь, как и везде, простой народ обычно рисковал стать жертвой прежде всего будничных преступлений — краж, ограблений, мошенничества, незаконного присвоения доли в наследстве и т. п. Богачи, вероятно, рисковали понести имущественный ущерб в результате подобных правонарушений в значительно меньшей степени, поскольку всё-таки имели охрану.

Есть серьезные основания подозревать, что в городах уровень преступности был выше, чем в сельской местности. Разросшийся до мегаполиса-миллионника Рим сделался самым лакомым куском для преступников всех мастей, так как здесь перед ними открывалась масса самых разнообразных возможностей. Не только в дни состязаний на колесницах, когда улицы города пустели (ипподром Circus Maximus ^[22] вмещал 250 тысяч ревущих болельщиков), но и в любой другой день, когда десятки тысяч горожан оставляли свою одежду, по сути, без присмотра в раздевалках римских бань, город сулил ворам богатую поживу. Большая часть преступлений происходит отнюдь не спонтанно, а требует от злоумышленников хотя бы первичного планирования. В Риме же любые затраты умственных и физических сил на подготовку преступления гарантированно окупались сторицей.