Восстановление нации - Казимир Валишевский Страница 17

Вооруженная сила республики состояла главным образом из многочисленной и опытной в военном отношении милиции, архаической и, без сомнения, плохой организации, но которая и в таком виде не раз показала себя способной победоносно противостоять более опасным испытаниям. Сначала в Варшаве потеряли голову до такой степени, что стали искать поддержки не только у Франции, которая не могла помочь ничем другим кроме соболезнований и советов, но даже у курфюрста Бранденбургского, который сам был вассалом республики, и мог бы помочь ей более существенно, но он совсем иначе был настроен по отношению к этому кризису и раздумывал только о том, как бы ему получше использовать создавшееся положение, чтобы избавиться от неприятного подчинения, не ущемив своей территории. Когда прошел первый острый момент, Польша пришла, однако, в себя. Особенно в провинции вернувшаяся энергия вылилась в твердые решения, в усиленный призыв новобранцев, в щедрую выдачу субсидий. В несколько месяцев республика оказалась способною, как она это доказала позже, выставить на поле битвы около ста тысяч человек отборного войска. Что мог им противопоставить Хмельницкий?

Он все еще начальствовал над горстью казаков, которые одни только были способны к серьезному военному делу. Массы народа, преданные убийствам и грабежам, совершенно не представляли собой армии. Враждебные всякой дисциплине, они думали только об удовлетворении своей жажды кровавой мести, легкой добыче и грубых наслаждениях. Даже сам победитель при Крутой Балке, собравший в польских лагерях то, чем он мог вознаградить себя за потерю своей слободы, ловил на себе жадные и завистливые взгляды, обращенные на него по поводу награбленных богатств. На головокружительной высоте, куда он был поднят одним взмахом чудесной судьбы, под ним раскрывалась бездна, в которой погибло уже так много его предшественников. И внезапно он переменил тон.

Написав царю на другой день после победы, он разыгрывал из себя государя; но теперь он принял совершенно иную манеру и совершенно другим языком обратился к польскому королю. Он знал о смерти Владислава и о том, что ему еще не назначили преемника, но, желая отделить государя от республики, которая одна только и давала казакам повод жаловаться, он обратился к этой уловке, чтобы обнаружить свои чувства. И он высказывал их очень смиренно, умоляя государя о прощении, заявляя о своей неизменной верности и называя себя только «временным главою» запорожского войска. В то же время он отправил в Варшаву депутацию, которой поручено было изложить там просьбы, очень умеренные: увеличение до двенадцати тысяч количество зарегистрированных казаков, уплата задержанного жалованья и восстановление казаков в их праве самим выбирать своих начальников. Он хотел добиться хорошего приема своим посланным и обратился с мольбою ко многим польским вельможам. Вернувшись наконец из Белой Церкви в Чигирин он занялся подготовкой отступления к Нижнему Днепру и поговаривал даже о том, чтобы достигнуть Дона.

Этот маневр должен был, увы, стать более роковым для Польши, чем десять поражений, которым подверглась ее армия. В этот критический момент своей исторической эволюции республика погибала от необычайного парламентаризма. В этом очаге, где все более концентрировалась ее общественная жизнь, она стремилась стянуть различные элементы, наименее способные. Опьяненная чрезмерным потоком красноречия в своих многочисленных сеймах и сеймиках, шляхта убедила себя в том, что все проблемы могут быть разрешены исключительно при помощи слов. Когда Хмельницкий, казалось, вступал на этот путь, она без труда дала убедить себя в том, что обращение к оружию лишено уже смысла.

Кисель, человек мало воинственный и краснобай, пользуясь своим авторитетом на посту, который он занимал в одном из украинских палатинатов, своим происхождением и своей религией сумел поддержать в ней это мнение.

Когда он начал по собственной инициативе переговоры с мятежниками через одного бродячего монаха, его стали считать ангелом мира, и его слезливое миролюбие вливалось смягчающими струйками в души его сограждан.

В Варшаве сейм вотировал, однако, выступление большой армии, но назначил в то же время комиссию для продолжения начатых переговоров и постановил парламентаризовать даже командование войсками посредством другой комиссии из тридцати пяти членов, назначенной руководить их движением, через посредство трех делегатов. Один из них был дряхлый старик, другой эфеб, а третий ученый лингвист. Казаки смеялись над ними, называя их периной, детиной и латиной.

Можно себе легко представить исход этой двойной кампании, дипломатической и военной, таким образом задуманной. Остановленные по дороге восставшими бандами, посланные для переговоров не могли даже добраться к назначенному месту свидания, и в то время как они продолжали вести переговоры о пропуске, успокоенный Хмельницкий снова проявлял свой организаторский талант, сгруппировав своих казаков в регулярные полки, назначенные для поднятия дисциплины в крестьянских шайках, набранных в тех же местах. Он воспользовался также и другим благоприятным обстоятельством: дворцовая революция, происходившая в то время в Константинополе, возвратила ему его татар, и при их помощи ему удалось более прочно захватить в свои руки таким образом создавшиеся элементы военного могущества.

Что же касается польских «военных делегатов», то они привели с собою в Украйну целую массу дворян, которые, всё более убеждаясь в том, что сражаться не придется, явились туда как на праздник, блистая роскошью и весельем, «принеся с собою больше золота, чем свинца», говорит один современник. При первой же тревоге они разбежались, оставив казакам, татарам и крестьянам огромную добычу и совершенно беззащитных несколько тысяч регулярных войск.

После этого второго дня (20 сентября 1648 года под Пилавцами), когда унижение Польши дошло до своего апогея, Хмельницкий снискал себе репутацию полубога, и в Украйне стали ждать от него чудес. Но что мог он сделать? На местах нечего было уже больше брать и почти некого было убивать. В своем манифесте из Белой Церкви гетман говорил, что пойдет на Варшаву, и так как его приближенные напоминали ему об этом, то он сделал вид, что принимается за это дело; по дороге он осадил Лемберг, но, хотя там не было ни хороших укреплений, ни сильного гарнизона, он удовлетворился лишь наложением контрибуции, лучшую часть из которой получили татары. Потом гетман двинулся на север, пытался захватить Замостье, но на этот раз потерпел полное поражение. В это время произошло избрание на вакантный трон Яна Казимира, брата умершего государя, и Хмельницкий воспользовался этим фактом, чтобы вступить в переговоры с новым королем.

Он стал отдавать себе отчет в том, что, как ни блестящи были его победы, они не приводили его ни к чему. Мысль о том, чтобы объявить себя великим князем в Украйне, уже бродила в его уме, но она соединялась со смутно сознаваемым чувством, что по крайней мере временно эта страна, предоставленная самой себе, не может быть управляема. Среди военнопленных, взятых на Желтых Водах, победитель отличил и отнял у татар, в обмен на лошадь, одного православного дворянина русинского происхождения, Ивана Выховского, которого сделал своим советником и который склонял в эту сторону его нерешительность. Для начала, освобожденная Украйна должна была сохранить прежнюю политическую организацию, где она могла бы черпать необходимые ресурсы для своего существования. И вот, когда новый король потребовал прекращения враждебных действий, в целях попытки соглашения, казаки, татары и крестьяне не двинулись на Варшаву.