Занимательная медицина. Средние века - Станислав Венгловский Страница 17

Будучи одновременно прекрасным рисовальщиком, он начал готовить для своих лекций всевозможные зарисовки. Отбросив предрассудки маститых анатомов, твердивших, будто анатомические рисунки нужны лишь тем, кто сам еще не умеет читать, – Везалий, наоборот, стал привлекать на вскрытия профессиональных художников.

Особый отзыв нашел он в душе своего земляка, нидерландского художника Яна Юстуса Стефана ван Калькара, с которым встретился и подружился в Венеции, в мастерской у знаменитого Тициана Вечеллио да Кадоре, находившегося тогда в наивысшем расцвете своего могучего таланта. Однако сам Тициан постоянно переживал, как воспримут его очередную картину…

Ван Калькар приехал в Италию совершенствовать свое, и без того уже незаурядное мастерство. Теперь же он стал частым гостем у своего нового постоянного друга Везалия. Первым результатом этого содружества стало издание в самой Италии уже упоминавшихся нами вскользь шести анатомических таблиц.

Ван Калькар был старше Везалия на целых 14 лет.

В Падуе, как никогда прежде, Везалий проникся острым убеждением, что анатомия Галена, дающая действительно целостную, логически выверенную картину строения человеческого тела, вместе с тем представляет объект в каком-то иллюзорном, почти в умозрительном виде.

Гален, – и Везалий это точно знал, понял, – где бы ни находился он, то ли у себя в Пергаме, то ли в императорском Риме, или даже в прославленной Александрийской школе, не имел возможности изучать анатомию на человеческих трупах. Но только лишь на животном организме. Отсюда и масса его ошибок, которые становятся совершенно очевидными, число которых множится, по мере того, как он, Везалий, продолжает пополнять свои знания. Количество этих, обнаруженных уже ошибок, грозило перейти в критическую массу. Во всяком случае, это непременно должно было во что-то вылиться.

Кроме того, Везалий понял, что анатомические рисунки, если их издать типографским способом, могут значительно облегчить распространение наиболее правдивых анатомических сведений. Художники, преданные служители лучезарного Аполлона, непременно должны были стать пособниками служителей бога Асклепия…

Везалий снимал слой за слоем кожу, мышцы, фасции, обнажал постепенно все кости. И это находило свое верное отражение в зарисовках, становилось подсобным материалом для исключительно четких гравюр, а то и отражалось непосредственно на деревянных досках трудившегося рядом с ним нидерландского художника Яна Юстуса ван Калькара.

Все полученные гравюры располагались на том же столе, где совершалось и само вскрытие. Художник и анатом как-то одновременно пришли к непреложному убеждению, что гравирование на дереве, очень пригодное для воспроизведения в печати, является наиболее подходящей к данному случаю техникой.

Доски с изображениями мышц, костей и прочего анатомического антуража, уже превышали своим числом десятки единиц. Как нельзя лучше, они были связаны с текстами, страницы которых обещали сложиться в одну довольно вместительную, даже огромную книгу.

Художник ван Калькар исполнил для книги Везалия целых 250 рисунков, не считая более или менее основательных черновиков.

Пора уже было думать о выборе подходящей типографии.

Вопрос о типографии может показаться праздным для человека, живущего на ту пору в Италии, где чуть ли не каждый город располагал великолепными печатнями.

Взять для примера хотя бы ту же Венецию.

Однако здесь имелся свой секрет. И не только потому, что венецианские типографии были загружены по причине переиздания трудов Галена (в чем принимал довольно активное участие и сам Везалий), но и потому, что планируемая Везалием книга требовала особой, так сказать, культуры издания.

Доверить подобного рода работу можно было только очень ответственным людям.

И такого человека Везалий уже знал. Притом – отлично. Им оказался базельский книгоиздатель Иоганн Опоринус. Для исполнения этого, неимоверно ответственного задания, Опоринус подходил не только по причине своих весьма отличных деловых качеств, но и по своим знаниям и способностям.

Сам Опоринус происходил из довольно бедной семьи. Обстоятельства его жизни сложились таким неожиданным образом, что он получил очень хорошую общую подготовку: ему посчастливилось в совершенстве овладеть древнегреческим и латинским языками, в результате чего он и стал в Базельском университете профессором древнегреческого языка.

Однако он с ранней юности совершенно иначе представлял себе свое будущее. Он постоянно мечтал для себя о профессии врача и ради этого поступил в обучение к самому Парацельсу.

Правда, обучение это как-то сразу не задалось. Гениальный Парацельс неспроста вызывал неприятие у многих своих коллег – современников. Таков уж был его совершенно неуживчивый нрав. Парацельс оказался действительно невыносимым в общении.

Опоринусу довелось претерпеть массу позорных унижений, от которых избавило его только стремительное бегство от рабского подчинения своему наставнику.

Опоринус не стал врачом, однако это прискорбное обстоятельство ничуть не повредило его благоговейному отношению к людям данной профессии. В дополнение ко всему прочему, он сделался очень дотошным книгоиздателем. Отличаясь глубокими филологическими познаниями, исключительной добросовестностью, Джон (иначе Иоганн) Опоринус с особым тщанием относился к публикации сочинений медицинского характера. Книга, вышедшая из недр его типографии, заведомо считалась изделием самого высокого качества.

Как раз на такого человека, с которым у Везалия завязались не только деловые, но и настоящие дружеские отношения, можно было вполне надеяться.

Здесь же попутно отметим, что данный факт, вероятно, и породил какое-то яркое предположение в его биографии, будто свое докторское звание Везалий получил еще именно в Базеле, прежде чем добраться до благословенных италийских земель, до университета в Падуе…

Страницы с текстом будущей книги, вместе с выгравированными на деревянных досках рисунками, над которыми самоотверженно потрудился художник Калькар, да и со всеми прочими элементами графического оформления ее, вдобавок – вместе с портретом автора, исполненного все тем же неутомимым художником, – были тщательно упакованы и отправлены за горные перевалы, уже щедро покрытые довольно ранним в том году снегом.

Все они были отправлены в недалекую от Италии Швейцарию.

По обычаям тех времен, как и всегда – при издании столь значительных сочинений, книга непременно посвящалась высочайшей особе, в данном случае – испанскому королю Карлу V, под властью которого в ту пору еще находилась, как известно, вся Бельгия.

Ответственная миссия по доставке настолько важного груза была поручена купцам Данонам, признанным «королям» тогдашних европейских коммуникаций. Об этом факте повествуется в письме Везалия, адресованном непосредственно Опоринусу.

И вот, какое-то время спустя, Везалию, очутившемуся, наконец, в достославном Базеле, представилась возможность собственными глазами увидеть эту великолепную книгу, на титульной странице которой был обозначен 1543 год.