Операции советской разведки: вымыслы и реальность - Виталий Чернявский Страница 17

В 1940–1941 годах — заместитель начальника генерального штаба и начальник Разведывательного управления Генерального штаба Красной армии, генерал-лейтенант. Глава советской военной миссии в Англии и США.

Во время Великой Отечественной войны — командующий 10-й и 4-й ударными армиями, Брянским и Воронежским фронтами, 1-й гвардейской армией. С апреля 1943 года — заместитель наркома обороны по кадрам, а с мая — начальник Главного управления кадров Красной армии. С 1950 года — командующий объединением, а в 1956 году — начальник Военной академии бронетанковых войск. С 1958 по 1962 год — начальник Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота. В 1962 году — в группе генеральных инспекторов Министерства обороны.

Был членом ЦК КПСС в 1941–1952 и в 1961–1966 годах.

Награжден четырьмя орденами Ленина и многими другими советскими и иностранными орденами.

Ныне совершенно ясно, что перечисленные выше грубые ошибки в Центре и на местах, приведшие к провалу «Красной капеллы», вызваны недостаточным профессиональным уровнем кадров в центральном аппарате и в резидентурах, которые заменили репрессированный оперсостав. Мелкие просчеты и упущения множились и перерастали в непоправимые провалы. Так, Центр не сообщил Корсиканцу длину собственной волны радиопередач. А это означало, что связь с резидентурой принимает односторонний характер: наши помощники в Берлине не могли принять и расшифровать задания и указания из центрального аппарата. Приемные станции находились в районе Бреста. Они перестали действовать в первые дни войны в результате быстрого наступления вермахта. Маломощные радиопередатчики резидентуры Корсиканца — Старшины не достигали района Куйбышева, где обосновался радиоцентр, а других приемных пунктов внешняя разведка НКВД-НКГБ не имела.

После начала войны выяснилось, что связь с резидентурой Корсиканца — Старшины никак не удается установить. Оперативники в Центре не могли понять, что случилось. Срочно призвали высококвалифицированных радиоспециалистов. Те разобрались и определили, почему молчит Берлин. Удивительного в этом ничего нет. Рация у Корсиканца оказалась маломощной. Как бы нелегалы ни старались, они не смогли бы связаться с радиоузлом Куйбышева, куда передислоцировался разведцентр.

Не удалось внешней разведке установить связь с берлинской резидентурой, засылая на парашютах или из нейтральных стран нелегалов-радистов с более мощными передатчиками. Вот как закончилась одна из таких операций. В июле 1942 года резидент в Стокгольме Борис Рыбкин (там он выступал под видом советника дипломатической миссии СССР В. Н. Ярцева) подобрал из своих агентов связника Адама (директора одной из шведских фирм), которого направили в Берлин для восстановления контакта с Корсиканцем. Стокгольмский посланец встретился с радистом Куртом Шульце. Последний сообщил, что ему не хватает радиодеталей и анодных батарей питания, чтобы наладить связь с Центром. Но операция с Адамом оказалась проваленной. В архивном деле есть радиограмма, направленная Берией Б. Рыбкину. В ней сообщается: связник оказался провокатором. Явки в Берлине, которые ему дали, были провалены, а наши источники в немецкой столице арестованы. Правда, историки отнеслись к этому документу весьма осторожно, так как других материалов, подтверждающих причастность Адама к провалам явок и арестам членов резидентуры Корсиканца — Старшины, не оказалось.

Сейчас считают, что кто-то в Центре решил застраховать себя от ответственности за катастрофическую ошибку в Берлине и решил свалить все на подвернувшегося под руку агента Адама. На самом деле, как мы уже убедились, провал резидентуры Корсиканца — Старшины произошел из-за того, что немецким криптографам удалось расшифровать ту роковую радиограмму, в которой Центр сообщил Кенту подлинные адреса проживания и фамилии Корсиканца, Старшины и некоторых других членов берлинской резидентуры.

Заметки на полях

Рыбкин Борис Аркадьевич (1899–1947. оперативный псевдоним — Кин. Полковник (1943).

Родился в Екатеринославской губернии (ныне Днепровская область, Украина) в семье мелкого ремесленника.

Окончил коммерческое училище. В 1920–1921 годах — в Красной армии. С 1921 года — в органах ВЧК-ОГПУ а с 1930 года во внешней разведке. В 1935 году — резидент в Хельсинки под прикрытием должности консула, затем — второго секретаря полпредства СССР в Финляндии (паспортная фамилия Ярцев Борис Николаевич). В связи с начавшейся в 1939 году советско-финской войной вернулся в Москву. Был назначен начальником отделения 5-го отдела (внешняя разведка) ГУГБ НКВД, а в феврале 1941 года — начальником отдела Первого управления НКГБ СССР.

В сентябре 1941 года командирован резидентом в Стокгольм под прикрытием должности советника миссии, а затем посольства СССР в Швеции.

В июле 1943 года назначен заместителем начальника, а потом начальником отдела Четвертого управления (диверсии и разведка в тылу немецких войск) НКГБ СССР. Курировал заброску агентуры и диверсионно-разведывательных групп в оккупированные немцами страны Восточной Европы.

В феврале 1945 года являлся офицером связи со службами безопасности союзников на Крымской (Ялтинской) конференции.

С февраля 1947 года в отделе диверсий МГБ СССР. Выезжал в ряд стран для восстановления связи с агентурой на Ближнем Востоке и в Восточной Европе. Во время командировки в Чехословакию погиб в автокатастрофе под Прагой. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Такое же положение было в Разведуправлении и его резидентурах. Из-за слабой профессиональной подготовки провалу радиоточки на улице Атребат в Брюсселе не придали серьезного значения ни Треппер, ни Центр. Например, после ареста радиста Хемница резидент Отто отправил Кента в Марсель, но последний обосновался там по старым документам, которые он использовал в Бельгии. Кроме того, переправка его сожительницы Маргарет Барча была поручена Мальвине, любовнице агента брюссельской резидентуры Райхмана, оказавшегося провокатором гестапо. Таким образом, Мальвине, а следовательно, и Райхману стало известно, где скрывается Кент. Впоследствии они и выдали его гестаповцам.

Или другой эпизод. Резидент Отто считал, что фирма «Симэкско», прикрывающая разведточку в Париже, не затронута провалом в Брюсселе. На самом деле радист Хемниц, который был схвачен гестапо, знал об истинном назначении фирмы и выложил все это на допросах. Отто, со своей стороны, поручил наблюдение за фирмой Райхману, хотя уже подозревал, что тот — агент гестапо. А Центр, не дожидаясь выяснения возможных последствий провала резидентуры в Брюсселе, проявил непрофессиональную спешку и принял решение о передаче остатков группы Кента руководителю глубоко законспирированной резидентуры Паскалю, ставя последнего под удар. В результате последовал не менее чувствительный провал второй брюссельской резидентуры, добывавшей важную стратегическую информацию.

В первые годы после войны в ходу была версия о том, что «Красная капелла» погибла из-за предательства. Предателем называли то Леопольда Треппера (Отто), то Анатолия Гуревича (Кента), то Михаила Макарова (Хемница), то Константина Ефремова (Паскаля), то Иоганна Венцеля (Германа) и некоторых других членов парижской, бельгийских и амстердамской резидентур. Так, считали, что старший лейтенант Макаров выдал немцам шифр и помог прочитать три сотни шифрограмм, перехваченных гитлеровской контрразведкой в 1940–1941 годах. А майор Константин Ефремов тоже раскрыл свой шифр. Недолго хранили тайны от гестаповских следователей резидент Леопольд Треппер и капитан Анатолий Гуревич, а также специалист по радиосвязи Иоганн Венцель и рядовые «пианисты». Из восьми захваченных радиопередатчиков немцы сумели использовать шесть. По меньшей мере полтора года шла большая радиоигра с московским Центром, в которой поначалу противнику удалось добиться определенного успеха, хотя в конце концов и внешняя разведка НКВД-НКГБ, и Разведуправление Красной армии повернули дело в свою пользу.