Федор Апраксин. С чистой совестью - Иван Фирсов Страница 17

— Дозволь молвить.

Тот кивнул.

— Не все ладно. Досья трудно достаются, не ровен час, дождь хлынет, все попортит. Навес надобно ладить, туда досья перекладывать.

— Добро, делай. Людишками воевода распорядится.

На другой день из залесья потянул легкий ветерок, и вся неделя оказалась ветреной… Теперь работы на подели царь чередовал с плаванием на лодке под парусами. После полудня он обычно брал Апраксина, Меншикова и Еремеева.

Неделю спустя Петр освоил азы парусного дела, ловко орудовал со снастями при перемене галса и заходе ветра. Апраксин старался не отставать. Рыбный голова с явной охотой пояснял тонкости управления лодкой под парусами.

С каждым днем возрастала ретивость царя, а Федор дивился его покорности в общении с Еремеевым. Частенько Кузьма крякал и прикрикивал на него. Петр лишь лукаво щурил глаз на старосту, подергивал губами, а глазами улыбался.

Иногда внезапно налетал шальной ветер, кренил карбас, вода захлестывала борт. Кузьма перехватывал, потравливал снасти.

— Озеро да ветер шуткуют не спросясь, — говорил он, — раз оплошаешь, жизни могешь лишиться. Кто на море не бывал, тот горя не видал.

Другой бы поотстал, а Петр после таких случаев еще настырнее стремился на озеро. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней — хочешь не хочешь, каждый раз тянулся за ним Федор. Сам не заметил, как втянулся в это дело…

В затишье работали на верфи, строили яхту. Царь ловко орудовал топором, у Федора получалось не совсем складно. Петр не подтрунивал, но тех, кто отлынивал, подгонял.

— Пошто рты разинули? — покрикивал он на зевавших мужиков и потешных, вскидывался на Скляева: — Гляди, Федосейка, с тебя спрос, до плети недалече. — Плюнув на ладони, Петр со звоном вонзил топор, полетела сколотая щепа…

Близилась осень. В один из дней с утра небо заволоклось, запасмурило, к полудню заморосило. Дождь шумел всю ночь, не перестал и днем. На подели работы не смолкали, а карбас сиротливо покачивался без паруса у рыбацкой пристани. После обеда Петр остался в монастырской трапезной. Накануне прискакал, вторично, гонец из Преображенского от матушки: в беспокойстве сильном велела царица беспременно возвратиться не мешкая.

Еще утром Апраксин передал игумену желание царя — свидеться перед отъездом, старые книги послушать.

Неслышно, но быстро, запыхавшись, словно боясь опоздать, вошел Дионисий. Поклонился, вопросительно посмотрел на царя.

— Уговор наш не забыл? — Петр добрыми глазами кивнул в угол на ларь, где стопкой лежали книги. — В прошлый раз недосуг было, припозднились, нонича послухаем.

— С радостью превеликою, государь.

Апраксин с интересом следил, как Дионисий перебрал книги, надел очки, уселся в торце стола. Положив ладони на стопку книг, посмотрел в открытое оконце, прислушиваясь к мерному шелесту дождя, и словно продолжил прерванный рассказ:

— Русичи, государь, аще во времена Олега да Игоря хаживали по рекам да морям. Славяне и торговлей процветали, себя в обиду не давали. Неизведанного не страшились. Олегов щит на вратах Царьграда красовался…

Монотонно звучал чуть дребезжащий голос игумена. Долго он перелистывал древние книги, отвечал на вопросы Петра, а в конце концов сказал:

— Ты, государь, я чаю, намедни на озерке про парусы глаголал. — Поверх очков обвел всех торжественным взглядом. — Так они есть нашенские, от Олега Вещего заведены были. Не где-нибудь, как бахари иные блажат, а на Руси…

Петр передернул плечами, глянул на Апраксина:

— Вишь ты, мы-то неучи какие. — Кивнул игумену: — Ну, давай дальше!

Дионисий отложил сафьяновую книгу.

— Разные вороги, государь, яко волки, грызли Русь, куски полакомее рвали клыками, да оные у них же и выкрашивались. Вон шведы, тевтонцы льстились добычей легкой. — Игумен вздохнул, оживился. — Ведомо тебе, государь, князь наш удельный Александр, сын Ярославич, третьим княжил в Переславле. Зван был Новым городом на подмогу. Шведы морем в ту пору Неву воевать пришли…

Дионисий немного помолчал и продолжал:

— Сеча великая была… Однако Александр с малой дружиной побил зело шведов. За ту битву князя Александра нарекли Невским…

В слюдяное оконце мерно барабанили капли усиливающегося дождя.

Петр откинулся на высокую спинку деревянного стула, задумчиво смотрел на узловатые руки игумена, лежавшие на книге.

— А пошто далее предки-то Неву не уберегли?

— А то есмь, государь, смута великая стряслась на Руси. Шведы же полонили и Орешек, и Иван-город, и другое… Государь наш Иван Васильевич воевал Ливонию. На море Балтийском суда завел, торговлю морским путем учинил. После того родитель твой, государь Алексей Михайлович, царство ему небесное, думу таил о том же, сподобил корабль «Орел» с пушками, пути морские отыскивал. — Дионисий развел руками, посмотрел на Петра, перевел взгляд на Апраксина. — Видать, время не вышло…

За оконцем совсем потемнело. Дождь все лил, ярче в наступивших сумерках замерцала лампада у божницы.

— Погоди, придет срок! — твердо проговорил Петр, упрямо сжав губы.

Старшие Апраксины по воле государя втягивались в его военные и иные заботы, а младший брат Андрей в это время томился в покоях болезненного, а попросту говоря, слабоумного от природы второго государя, Ивана Алексеевича. Монотонная и скучная жизнь немного развеяна была три года назад с появлением в царских покоях законной супруги царя Прасковьи Федоровны из старинного боярского рода Салтыковых.

Царь Иван, собственно, и не подумывал о семейном счастье, но за него все решила старшая сестрица.

В ту пору казалось, что все идет своим налаженным порядком. Софья — правительница по закону при малолетних царях, чего тревожиться. Но царевну терзали сомнения. Время шло, цари подрастали, и дальнейшее Софье рисовалось туманным и неопределенным. От ее участи зависела судьба ее приближенных.

Умный и проницательный князь Василий Голицын искал выход.

— Наиглавное, Софьюшка, обезопаситься нам от Нарышкиных, а с Иваном наша правда перетянет.

— О том и я забочусь, но подступиться с какой стороны?

— С бабьей, государыня, — рассмеялся князь.

Частенько с глазу на глаз он, чтобы польстить своей любовнице, величал ее царским титулом.

— Надобно Ивана нам женить.

— Што нам с того-то? Еще худа наживем с какой-нито царицей.

Василий Голицын смотрел дальше:

— Царица-то принесет приплод. Глядишь, царевич народится. Иван-то старший царь. Стало быть, у него младенец объявится, наследником законным станет.

Софья начинала понимать и просияла:

— А при том младенце мы и дальше править почнем.

— Верно, моя милая, тогда впору станется и о царском венце тебе поразмыслить.