Адмиралы Бутаковы - флотская слава России - Владимир Врубель Страница 16

Закончилась Крымская война. В Морском министерстве все были заняты послевоенными реформами, и, кроме того, ломали головы, куда пристроить офицеров Черноморского флота, покоившегося на дне Севастопольской бухты. О Бутакове в такой обстановке даже и не вспоминали. Встречи с женой были редкими. Ольга Николаевна подолгу жила в Оренбурге, а когда становилось ясно, что муж опять застрял в Аральском море или на реках на неопределённый срок, уезжала домой в Петербург. Она оказалась талантливой художницей, училась живописи у хороших мастеров.

В Оренбурге Ольга Николаевна открыла для себя красоту степных пейзажей и написала много картин и офортов со степной тематикой. Дочь военного и жена моряка не боялась житейских трудностей, много ездила по степным укреплениям, жила с мужем на Арале, в форте №1. Для европейской женщины в то время такие поездки по пустыням требовали немало храбрости и выдержки. К тому же, помимо постоянной опасности нападения разбойников, была и масса естественных неудобств, которые испытывала молодая женщина, находившаяся в степи в окружении мужчин. Поэт Алексей Плещеев, отправленный, подобно Тарасу Шевченко, осваивать оренбургские степи за участие в кружке петрашевцев, писал о ней: «Говорят, замечательная женщина. Путешествовала, занималась разными предметами, вызывающими на размышления, акварельные портреты пишет…»

К сожалению, приходится довольствоваться вот такими крохами сведений о жене Бутакова, творческая жизнь которой заслуживает своего отдельного исследования. Пока жена рисовала пейзажи, муж воевал и исследовал дикую местность, население которой жило ещё в Средневековье. Оба, и муж, и жена, спали и видели, чтобы вырваться из этих пустынных просторов. Отец Алексея Ивановича давно был не у дел, на пенсии, связей у него не осталось, помочь не мог. Оставалась надежда только на брата, занявшего после войны высокий пост.

Нужно отдать должное Григорию: он предпринял всё от него зависящее, чтобы вырвать брата из песков Средней Азии. Может, вспомнил, что не без его рокового совета тот оказался в песках, но всё было непросто — разные министерства. Вот отрывок из письма Алексея, отправленного 30 ноября 1856 года, в котором тот с отчаянием пишет: «…Грицко, вот и декабрь на дворе, а мы всё здесь…» В 1857 году во главе отряда из 300 казаков Алексей Иванович Бутаков подавил вооружённое восстание населения в урочище Арыкбалык на реке Сырдарье. Может быть, это и бросает тень на светлый облик героя, но что было, то было. В то же время сохранились свидетельства о его дружеских отношениях со многими местными жителями. После этой военной операции ему 6 июня присвоили за отличие звание капитана 1-го ранга и наконец-то вызвали в Петербург. Но радоваться оказалось преждевременно.

А случилось вот что: 16 октября того же года царь согласился с предложением государственного канцлера Александра Михайловича Горчакова отправить посольство в Хиву и Бухару для проведения глубокой разведки, противодействия дипломатическими путями проникновению в Среднюю Азию англичан и с целью усиления влияния России. В январе 1858 года Особый комитет, созданный для рассмотрения этих вопросов, также высказался за отправку посольства, но, кроме того, предложил максимально использовать плавание по Амударье, чтобы проникнуть как можно дальше в глубь территории Средней Азии. Для этого и понадобился Бутаков. Во главе посольства назначили молодого, но уже опытного талантливого разведчика графа Николая Павловича Игнатьева. Полковник Игнатьев служил до своего нового назначения военным агентом, как тогда называли военных атташе в Лондоне, и был хорошо знаком с политикой англичан в Средней Азии. Поводом для дипломатической миссии послужил визит вежливости в ответ на поздравление Александра II делегациями из Хивы и Бухары в связи с коронацией.

Совместно с Игнатьевым Бутаков участвовал в разработке плана и в снаряжении посольства Ему присвоили пышный титул начальника Аральской флотилии. Правда, такое название должности обещало и повышение оклада жалованья. Обговорив с начальством все вопросы, Алексей Иванович вместе с женой в марте возвращался в Оренбург. И, надо же такому случиться, вот уж поистине мир тесен: на почтовой станции во Владимире они встретили Тараса Григорьевича, который уже давно простился с оренбургскими степями. Прошло восемь лет со времени их последней встречи, а кто старое помянет, тому глаз вон! В письмах друзьям Шевченко вспоминал о Бутакове тепло: «Это мой друг, товарищ и командир…» Да и что иного он мог сказать о человеке, который так хорошо к нему отнёсся? Неизвестно, испытывал ли к нему такие же тёплые чувства Алексей Иванович, но всё дурное со временем забывается, а помнится только хорошее. Их связывали общие воспоминания об экспедиции, где обоим пришлось пережить всякое. Беседовали они долго. Бутаков рассказал, что едет с женой в Оренбург, а затем он уже один отправится на Сырдарью. Ольга Николаевна была наслышана о Шевченко и от мрка, и от знакомых в Оренбурге и Петербурге, видела его работы. Сама талантливая художница, она по достоинству оценила картины, написанные Тарасом Григорьевичем.

Некоторые исследователи творчества Шевченко утверждают, что Ольга Бутакова позднее сделала по ним прекрасные офорты. Сохранила она, понимая их ценность, и некоторые картины Тараса Шевченко, находившиеся в материалах экспедиции на Арале, и за одно это благородное дело заслужила, чтобы остаться в памяти потомков. Бывшие сослуживцы расстались, чтобы больше никогда не увидеться. Тарас Григорьевич записал в своём дневнике об этой встрече: «…У меня при одном воспоминании об этой пустыне сердце холодеет, а он, кажется, готов навсегда там поселиться». Насчёт слов поэта о готовности Бутакова навсегда там поселиться, конечно, некоторое преувеличение, позволенное творческой личности. Но то, что для одного из них было ссылкой, для другого — местом службы отечеству. К тому же на здоровье Алексея Ивановича не могли не сказаться плавание на «Або» и жизнь на Арале и в степях и песках Средней Азии. 15 мая 1858 года миссия в сопровождении конвоя и обоза двинулась в путь из Оренбурга к Аральскому морю. Бутаков уехал туда раньше. Ему предстояло подготовить суда для плавания.

В распоряжение Алексея Ивановича прислали опытных офицеров, участников экспедиции вице-адмирала Ефима Васильевича Путятина и 80 человек матросов и унтер-офицеров из 45-го астраханского флотского экипажа. Сборкой судов занимались мастеровые с Боткинского завода. Собралась компания моряков, побывавших в разных жизненных переплётах, им было о чём рассказать друг другу, тем более что все знали братьев Бутаковых. Алексей Иванович разместил участников посольства на пароходе «Перовский» и на двух железных баржах. Лейтенанту Александру Фёдоровичу Можайскому он поручил командовать одной баржой, а другой — лейтенанту Александру Александровичу Колокольцеву.

Удобства для жизни на баржах и пароходе были не из тех, которым стоило завидовать, да ещё в условиях азиатской жары. Но что поделаешь, приходилось терпеть, и не такое видели. По ряду причин отправились позже, чем намечали, и, когда подошли на судах к устью Амударьи, оно уже обмелело, что создало дополнительные трудности. Гигантские камыши, которыми поросли не только все отмели, но и дно на глубине до трёх метров, можно было сравнить только с джунглями. Тучи комаров как будто специально сидели на голодной диете, дожидаясь появления русских. Впрочем, в камышовых зарослях можно было встретить не только комаров, но и других живых существ, покрупнее, включая тигров. Хивинское правительство сразу раскусило истинные намерения посольства и отказалось пропустить суда в Амударью. Начались длительные изматывающие переговоры Игнатьева с хивинским ханом Они осложнились из-за того, что хану стало известно о съёмках местности, проводившейся под руководством Бутакова. Кроме того, хивинцы посчитали вмешательством в свои внутренние дела отказ Алексея Ивановича выдать укрывшегося у него на пароходе беглого раба, перса. Бывшему владельцу раба капитан 1-го ранга заплатил выкуп из личных денег, но всё равно это вызвало большое недовольство у хивинцев. Тем не менее, пока Игнатьев вёл переговоры, Бутаков продолжал вести подробные исследования от низовьев Амударьи до Кунграда Несмотря на запрещение хивинских властей, он вошёл в Кунград, чтобы облегчить положение посольства, которому уже явно начинали угрожать.