Путь на юг - Александр Майборода Страница 16

— Однако тяжеловат меч.

— Среди дружины найдутся богатыри, которым меч будет по руке, — сказал Ратиша.

— Дурак, — беззлобно проговорил Гостомысл, — у дружинников имеется свое оружие, а это оружие в запасе, если придется собирать войско. Поэтому оружие должно быть по руке любому. Не можем же мы набрать в войско только силачей?

— Ну да, — согласился Ратиша. — Но войско можно будет вооружить копьями и топорами.

— Можно. Но все равно мал у нас запас оружия, — сказал Гостомысл и бросил быстрый взгляд на Стоума, который терпеливо ожидал ответа Гостомысла на свой вопрос. — Что ты спросил?

— Князь, о каком походе ты говорил на вече? — спросил Стоум.

— А-а. — Гостомысл отдал меч и ножны Ратише, и тот вернул меч в ножны и повесил его на гвоздь на стене.

— Снимите с меня доспехи, — сказал Гостомысл.

Ратиша приоткрыл дверь, и в комнату вошли слуги, ответственные за хранение оружия, и стали помогать снимать доспехи: Ратиша снимал с князя доспехи и передавал их слугам, а те раскладывали доспехи по предназначенным им местам.

— Через три дня выходим в поход на разбойников, — сказал Гостомысл как о деле давно решенном, освобождаясь от последней накладки.

Стоум изумился:

— Какие разбойники? Зачем?

— Чтобы первыми напасть на них, — сказал Гостомысл.

Стоум всплеснул руками:

— Князь, да с чего ты взял, что разбойники собираются снова напасть на город? Многих из них побили горожане, и их конунг Готлиб едва утек от нас. Одно дело пугать горожан опасностью, а совсем другое дело и в самом деле воевать. Дружина у нас мала, и то почти одна зеленая молодежь. Запаса оружия нет. Казна пуста. Мы не готовы воевать.

— Все это я уже слышал от кого-то совсем недавно, — сказал Гостомысл.

Встряхнул руками, разминая их. Поглядел на пальцы и сказал:

— Умыться хочу.

— От кого слышал? — спросил Стоум.

— Как от кого? Не это же ли Богдан утверждал? — сказал Гостомысл.

— Князь, но это и в самом деле так — мы не готовы в поход, — сказал Стоум.

Гостомысл сел на лавку и помял покрасневшие полосы на руках. Стоум присел рядом.

— В спешке слишком сильно затянули ремни, — сказал Ратиша.

— Доспехи уже маловаты, — пожаловался Гостомысл.

— Я закажу кузнецам для тебя новые доспехи, князь, — сказал Ратиша.

Слуга принес медный таз и кувшин с водой. Таз он поставил на скамейку, а кувшин продолжал держать в руке. Впрочем, кувшин у него забрал Ратиша.

— Иди принеси князю свежую рубаху, — приказал он слуге и, держа наготове кувшин, обратился к Гостомыслу: — Князь, позволь я тебе полью?

— Налей в таз, сам умоюсь, — сказал Гостомысл.

Ратиша вылил воду из кувшина в таз, и Гостомысл опустил руку в воду. Рядом встал слуга, с рушником наготове.

— Холодная вода, — фыркнул Гостомысл.

— Может, приказать принести горячей воды? — спросил Ратиша.

— Не надо, — сказал Гостомысл и, повернувшись к Сто-уму, проговорил: — Боярин, ты что-то становишься плохим советчиком. Стареешь что ли? Робкий стал чересчур.

Стоум от обиды покраснел.

Гостомысл скинул рубаху, нагнулся над тазом и стал мыть лицо. Лицо от холодной воды порозовело.

После зимы тело было белое. Гостомысл, как и положено двенадцатилетнему подростку, был худощав и казался хрупким. Только тренировки в воинском мастерстве, которым он посвящал по принятому обычаю несколько часов в день, сделали мышцы жилистыми, словно жгуты.

— Я не робкий, осторожный и гляжу на жизнь реально. Это вы, молодые, все наскоком. Как твой наставник, я должен оберегать тебя от опрометчивых поступков, — с обидой проговорил Стоум.

Гостомысл взял рушник из рук воина и потер лицо. Затем, обернувшись в Стоуму, проговорил:

— Боярин, ты мне всегда был как отец, я не хотел тебя обидеть, но ты не понимаешь, что происходит. Недовольные старшины не угомонятся, пока не добьются своего и не прогонят меня. У них есть для этого интерес — они хотят, чтобы князь был у них в зависимости. А я не хочу этого.

Гостомысл уронил рушник на лавку. Ратиша взял из рук слуги свежую рубашку и подал Гостомыслу.

— И поэтому, чтобы не было споров со старшинами, лучше мне пока быть от них подальше. Поэтому надо идти в поход. Милана говорила, что Готлиб ждал помощи. Возможно, он уже встретил ее и готовится снова напасть на нас.

— Но стоят ли разбойники сейчас на Неве или нет, то никому не известно. Попусту только потратим время, — сказал Стоум.

— А если и не встретим врага, то это будет еще лучше, — весело сказал Гостомысл, — потому что можно будет сказать, что враг бежал, испугавшись нашего войска.

— Как скажешь, князь, — холодно сказал Стоум. — Только как бы тебе не потерпеть поражение больше, чем твой отец.

— Значит, надо сражаться так, чтобы победить. Если нет силы, так хитростью надо бить врага, — сказал Гостомысл.

Помрачнев от неприятного напоминания, он взял рубаху и стал ее надевать. Ратиша помог надеть рубаху.

А Стоум вздохнул:

— Какая уж хитрость против силы?

Гостомысл возмутился:

— Боярин, мне надоели твои старушечьи причитания. Ты еще слезу пусти!

Стоум громко засопел.

— Ну, если тебе, князь, не нравятся мои советы... — с обидой начал он.

Ратиша, молчавший до сих пор, вмешался:

— А я знаю, что делать!

Гостомысл и Стоум бросили на него удивленные взгляды.

— Ах, вот и юноша решил поучить меня уму, — колко проговорил Стоум.

Ратиша колкость пропустил мимо ушей и начал говорить.

— Так как на суше победу приносит сила, то нам надо сразиться с разбойниками на море. На море сражение начинается с того, что противники пускают стрелы друг в друга. Тут многое зависит от ветра. Против ветра стрела летит недалеко, а если по ветру пускаем стрелы, то они летят дальше.

Стоум усмехнулся:

— А мы этого и не знали.

— Погоди, — сказал Гостомысл, взглянул на слуг и приказал: — Оставьте нас. Как я вижу, у нас дальше разговор будет тайный.

Слуги вышли из комнаты, и Гостомысл сказал:

— Говори, Ратиша, дальше.

— Таким образом, тот, чьи стрелы летят дальше, наносит больший урон противнику, — проговорил Ратиша.

— А для этого надо занять выгодное место с наветренной стороны, — с сарказмом сказал Стоум.

— Выгодное место не всегда удается занять, — сказал Ратиша.