Алексей Орлов - Нина Молева Страница 16

— Приходится признать, милорд, канцлер Бестужев проявил удивительное бессердечие в отношении своих замешанных в Лопухинском деле родственников. Придется иметь в виду эту его черту.

— А вы поступили бы иначе, Гарвей, тем более, получив столь высокое назначение?

— Всегда трудно говорить о самом себе. Но если подобная жестокость объяснима в отношении, скажем, графини Бестужевой, то она просто поражает в отношении родной сестры вновь назначенного канцлера.

— Не будем заниматься истолковыванием поступков лиц, которые представляют для нас интерес только с точки зрения английской дипломатии. К тому же Бестужев оказался в сложнейшем положении, и выход ему приходилось искать за любую цену. Не думаю, чтобы сестра канцлера, в свою очередь, пожертвовала собой для защиты брата. Женщины это делают только в отношении своих мужей.

— И, само собой разумеется, любовников.

— Далеко не уверен. Как бы ни было велико увлечение любовником, женщина сознает, что оно временное и не относится к той недвижимой собственности, которой женщины особенно дорожат. Зато муж вполне входит в это понятие.

— Тем не менее канцлер Бестужев, по-видимому, зашел слишком далеко в своих мерах предосторожности, так что удивил даже ближайших членов семьи.

— Что вы имеете в виду?

— В наших руках оказались копии письма, написанного графом Михаилом Бестужевым по его выезде из России после освобождения из-под караула. Он просит оказать влияние на младшего брата, так как обращение канцлера с сестрой дает почву для самых неблаговидных толков.

— Влияние на канцлера? Вот это действительно любопытно. Кто же адресат письма Михаила Бестужева?

— Резидент пишет, что ему стоило немалого труда составить хотя бы самую общую характеристику этого человека. Имя Ивана Ивановича Шувалова никому ничего не говорит.

— Придворный? В чинах?

— Ни то и ни другое. Юноша четырнадцати — пятнадцати лет, живущий вдалеке от двора и тем не менее получивший при вступлении Елизаветы на престол определенные преимущества.

— Шувалов… Но ведь это же фамилия наиболее ценимых императрицей ее приближенных.

— Вы имеете в виду Петра и Александра Шуваловых, а также супругу одного из них, доверенную подругу императрицы графиню Мавру. Но в том-то и дело, что они не родственники.

— Но даже при достаточно дальнем родстве возможны тесные семейные связи. В этом нет ничего удивительного.

— Нет-нет, милорд, здесь не существует и тени родства.

— Однако совершенно очевидно, что опытный дипломат не стал бы обращаться к первому попавшемуся человеку, тем более мальчишке, как вы утверждаете, без роду и племени.

— Спора нет, милорд, тем не менее резиденту так и не удается разгадать загадки юного Шувалова.

— Он даже усматривает здесь какую-то существенную для нас загадку?

— Безусловно. Ему не удалось установить ни происхождение юноши — его никто не знает или не хочет раскрывать, ни путь, которым он оказался при дворе императрицы Анны.

— То есть совсем ребенком?

— Да, еще в детском возрасте. К мальчику Ивану Шувалову превосходно относился Бирон, его постоянно замечала императрица и — недолюбливала не скрывавшая своих чувств супруга Бирона. Он никогда не нуждался в деньгах, а главное — получил превосходное воспитание. Свободно владеет несколькими языками, знаком с литературой, историей, точными науками. Резиденту стал известен такой трудно объяснимый эпизод. Шувалов не был в Москве на коронации императрицы Елизаветы, оставаясь все это время в Петербурге. В опустевшей столице он встретил только что вернувшегося из-за границы, помнится, из Германии, студента, в котором многие русские предполагают со временем увидеть великого поэта — некоего Михаила Ломоносова. Ломоносов, как принято, присылал ко двору торжественные оды на всякие случаи придворной жизни, в том числе на рождение императора Иоанна и его провозглашение императором. Естественно, подобное рвение на пользу ему не пошло. Шувалов якобы спросил студента, собирается ли он теперь отметить одой восшествие на престол новой императрицы. Студент ответил отрицательно. Тогда Шувалов настойчиво посоветовал ему немедленно написать панегирическую оду ради своей будущей карьеры, которая рисовалась очень туманной.

— Предусмотрительный юноша.

— Далеко не глупый, с точки зрения нашего резидента. Шувалов безусловно умен и превосходно разбирается в тонкостях придворной жизни. Но самое любопытное, что студент послушал совета подростка. Ода была написана, на этот раз очень благосклонно принята императрицей, а ее автор получил назначение в Академию Наук.

— И снова этот Иван Шувалов выступает в роли мецената. Очень любопытно. Но гораздо важнее было бы знать, вмешался ли он в жизнь канцлера и как Бестужев отнесся к подобному, на первый взгляд, нелепому вмешательству.

— Это трудно себе представить, милорд, но разговор подростка с пятидесятилетним канцлером, обладающим к тому же несдержанным характером и крутым нравом, состоялся и возымел действие. Канцлер изменил поведение в отношении своей сестры.

— Послушайте, Грей, я прошу вас немедленно принять это как задание исключительной важности. Необходимо обратить самое пристальное внимание на этого юношу и усиленно собирать о нем все возможные сведения. Мы не можем пропустить появления новой фигуры в придворной, а может быть, и государственной игре.