Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача - Феликс Керстен Страница 15

Фриденау, Берлин

23 августа 1940 года

Когда сегодня утром я собирался приступить к лечению Гиммлера, в дверь вошел Гейдрих с документом, который дал прочесть Гиммлеру.

– А что еще можно было ожидать от этого человека? – сказал Гиммлер. – Не волнуйтесь. Я не принимаю это близко к сердцу – в конце концов, он гражданский служащий и не может изменить себя. Я поговорю с Фриком об этом деле.

С этими словами он вернул бумагу расстроенному Гейдриху.

Но проблема не выходила из головы у Гиммлера. Он ходил взад и вперед, затем, остановившись передо мной, начал один из своих монологов. Они всегда были чрезвычайно содержательны, и мне оставалось только время от времени вставлять слово-другое, чтобы узнать его самые глубинные мысли.

– Это настоящий скандал, – сказал он. – Гейдриху на крючок попался чиновник из министерства внутренних дел, вполне благополучный с точки зрения расы и достойный доверия. Гейдрих беседовал с ним часами, ознакомил его с нашим образом мыслей и надеялся, что тот станет надежным информатором, поскольку мы должны знать, что происходит в тамошних кабинетах. Чиновник согласился, Гейдрих договорился, чтобы я его принял, – и что же? Чиновник подает своему министру изящную докладную записку обо всем случившемся, и мне остается расхлебывать последствия. Я могу не бояться Фрика – он почти не имеет доступа к фюреру, но только представьте себе, что на его месте был бы Геббельс!

Такие вещи происходят из-за того, что в расчет не берется менталитет гражданских служащих. Как такой человек может понять идеи СС? Он учитывает лишь то, что может способствовать его карьере и принести ему почести и повышение в должности. Чиновник всегда подхалим; он смиренно принимает все, что приходит к нему сверху, – а почему бы нет? – и спокойно переправляет своим подчиненным. Одновременно он сделает все, что в его силах, чтобы показать начальнику, от расположения которого зависит, какой он лояльный, честный и достойный сотрудник, какой трудолюбивый и сознательный. Он ведет себя так не потому, что ему это нравится, а ради своей карьеры. И если бы Гейдрих понимал это, он действовал бы чуть тоньше: постарался бы расположить к себе, убедив его: то, что от него просят, – это простой и удобный способ сделать карьеру. А теперь смотрите, что произойдет дальше. Этот честный служащий окажется в очередном юбилейном наградном списке фюрера. Но если бы Гейдрих только сказал этому человеку, что тот благодаря нам попадет в рейхсканцелярию или же мы организуем его назначение председателем какого-нибудь комитета, он бы стал нашим послушным орудием.

– Но значит, вы придерживаетесь невысокого мнения о кодексе гражданской службы? Прусская гражданская служба пользовалась высокой репутацией по всему миру, – сказал я.

– Разумеется – пока существовала монархия, которая отдавала прямые приказы гражданским служащим, удовлетворяя их карьерные устремления, но одновременно не давая им воли. Прусские короли, такие как Фридрих-Вильгельм I, разбирались в образе мыслей своих чиновников и обращались с ними так, как те того заслуживали. Почитайте их историю – и узнаете много нового. Так называемые гражданские служащие были просто слугами своего повелителя, который относился к ним без особого уважения. Кроме того, он ловко пользовался их человеческими слабостями для осуществления своих планов. Как удобно, когда государство не платит своим чиновникам большого жалованья, но держит их на надежном поводке, который не стоит практически ничего, – какая экономия! Как умно дать чиновнику награду третьей степени, которая побудит его трудиться день и ночь, чтобы еще через пять лет получить вторую, а может быть, и первую степень! Чиновник согласен прожить всю жизнь на ничтожное жалованье лишь потому, что под конец получит полное право называться тайным советником.

Когда-то мне доставляло величайшее наслаждение изучать списки чиновников в старых прусских государствах и в моей родной Баварии. Какие сокровища государственной мысли в них скрыты! Во время нашей борьбы за власть, когда чиновники притесняли нас так, как умеют только они, я нередко клялся, что положу конец всей этой системе в тот момент, когда мы придем к власти. Теперь, зная историю Прусского государства, я изменил свое мнение. Чиновники необходимы. Но нужно проникнуть в их образ мысли перед тем, как использовать их.

Управлять ими можно посредством орденов, званий, повышений и грамот за пять, пятнадцать или двадцать лет верной службы, которые низшие чиновники могут повесить у себя в комнате – а высшие, конечно, тоже в глубине души не прочь это сделать. Веймарское правительство поступило очень глупо, что отменило ордена и тем самым лишило себя дешевого и очень важного орудия.

Однако вы только представьте презрение промышленника к таким наградам. Он видит, что за ними стоит на самом деле. После войны мы введем совершенно новую систему поощрений и званий; мы сделаем все возможное, чтобы справиться с тщеславием и комплексом неполноценности у гражданских служащих, пока не воспитаем человека нового типа, которому больше не понадобятся подобные уступки человеческому тщеславию. Он станет воплощением девиза СС: «Жизнь глубже, чем она кажется». Но на это понадобится время.

– Значит, вы считаете все награды ничего не стоящими?

– Ни в коем случае, – запротестовал Гиммлер. – Например, медаль за спасение жизни или Железный крест обладают истинной ценностью, хотя и влекут к себе массу подлецов. Лучшая из всех наград – Материнский крест; когда-нибудь она станет самой почетной в Великой Германии. Часовые будут брать на караул при виде женщины с золотым Материнским крестом; она получит право на аудиенцию фюрера и на бесчисленные почести по всей стране. Вы улыбаетесь, господин Керстен, – вероятно, думаете, что у меня романтическое воображение. Но вы еще увидите, как делегация женщин – кавалеров Материнского креста на парадах будет идти впереди гвардии фюрера, – и подумайте только, какой это произведет эффект!

– А что, если матери будут рожать по десять детей только для того, чтобы получить золотой Материнский крест?

Гиммлер засмеялся:

– Не хотите же вы сравнивать матерей с чиновниками, Керстен! Я бы только приветствовал такое стремление, поскольку женщины идут на него, рискуя жизнью. Слава богу, у нас много таких матерей.