Андерсен - Борис Ерхов Страница 15

На Андерсена посыпались письма с поздравлениями: «Коллин написал, что весьма доволен мной, я по-щенячьи радовался и чувствовал себя заново рожденным» ^[64]. Поздравление и немного денег на Рождество прислала ему даже сама кронпринцесса Каролина.

Пребывание на рождественских каникулах в Копенгагене оказалось на этот раз коротким. Мейслинг в самой настоятельной форме попросил Андерсена вернуться в гимназию через восемь дней, чтобы присмотреть за его ребятишками. На этот раз Ханс Кристиан остановился у знакомого, управляющего складами Йонатана Баллинга, оказавшего ему немало услуг еще до отъезда из Копенгагена. С ним почти каждый вечер они отправлялись смотреть спектакли. Театральная жизнь настолько увлекла Андерсена, что он отменил свой отъезд с почтовой каретой, которая отправлялась в Слагельсе днем в субботу, посмотрел вечерний субботний спектакль и отправился в путь пешком утром в воскресенье (в этот день почтовых карет не было). Он прошел весь путь от Копенгагена до Слагельсе за один день и едва не отморозил руки. «На пути от Роскилле до Рингстеда поднялась метель, но я упорно шел посередине проселочной дороги, изредка заглядывая в шекспировскую „Бурю“ и бодро распевая песни» ^[65]. (Андерсен конечно же не мог не приукрасить свой подвиг яркой, но в высшей степени неправдоподобной литературной ссылкой.)

Снова начались занятия, на этот раз особенно трудные, поскольку древнегреческий язык, и так-то дававшийся Андерсену нелегко, вел в классе сам Симон Мейслинг, до этого преподававший во втором классе только датский язык. Ректор, как обычно, глумился над учениками, но особенно доставалось от него Андерсену, поскольку он был самым среди них старшим. «Так, например, он называл меня Шекспиром с глазами вампира, на что я не раз обижался до слез, и тогда он посылал юного графа Шметтау принести булыжник, который тот по его приказу клал передо мной на парту, чтобы я вытирал им слезы» ^[66]. Какое-то время Андерсен считался лучшим учеником в классе, но теперь, когда их отношения стали ближе, Мейслинг особенно зло вышучивал его, когда он путался в ответах. Как-то раз, вспоминал Андерсен, кто-то из учеников написал на принадлежащем ему томике Гомера глупый стишок. Мейслинг прочитал его и впал в ярость. Оправдания Андерсена, убеждавшего учителя, что надпись сделана не его почерком, не возымели действия. «Зато это в вашем духе, — негодовал ректор. — Вы тупица, из которого никогда ничего не выйдет. Вы, конечно, много всякой ерунды наворотите, когда встанете на ноги, но никто не станет читать вашу писанину, ее будут покупать как макулатуру у Сольдина. И уймите слезы, орясина!» ^[67]

В особенно дурном настроении, замечал Андерсен в автобиографиях, Мейслинг пребывал всякий раз по возвращении в Слагельсе. Ему претила атмосфера провинциального городка, все достопримечательности которого, по словам хозяйки постоялого двора, первой жительницы городка, с которой встретился Андерсен, прибыв в город, составляли «библиотека пастора Бастхольма и новый английский брандспойт в пожарном экипаже». Правда, в городе еще имелись развалины древнего замка Антворсков, в подвале которого производились раскопки, любительский театр, на генеральные репетиции которого гимназисты приглашались бесплатно, а также расквартированный здесь полк улан, офицеры которого пользовались расположением местных красоток, включая ректоршу, госпожу Мейслинг, о похождениях которой в городе ходили легенды. Кроме того, неподалеку от Слагельсе возвышался «холм отдохновения» с венчавшим его деревянным католическим крестом. Здесь, согласно преданию, восстал от сна святой Андерс, датский паломник, забытый в Иерусалиме соплеменниками во время отъезда на родину, но перенесенный ангелом от Гроба Господня в Данию в один миг. Сюда Андерсен совершал одинокие прогулки, чтобы взглянуть через пролив на видневшийся вдали родной остров Фюн. Кроме того, не так далеко от Слагельсе, в местечке Сорё, в живописном окружении озер и лесов располагалась Рыцарская академия, классическая гимназия для сыновей знати, основанная в помещении бывшего монастыря в 1586 году. За свою долгую историю академия неоднократно горела, но каждый раз восстанавливалась вновь. Во время пребывания Андерсена в Слагельсе здесь в качестве преподавателя обосновался Бернхард Северин Ингеман со своей молодой супругой, известной флористкой Лючией Мандикс, которая впоследствии стала расписывать церковные алтари. В свободное от занятий время гимназист Андерсен приходил к молодым в Сорё и «чувствовал здесь себя словно в раю». Супруги совершали с ним лодочные прогулки под парусом («…однажды у нас на мачте даже была эолова арфа»), беседовали о поэзии и по вечерам пели под пианино. Ханс Кристиан очень привязался к ним, ценил советы Ингемана и на протяжении всей его жизни посещал Сорё почти каждый год — обычно в мае, перед тем как отправиться в очередное из своих многочисленных путешествий.

Обыденная жизнь в Слагельсе конечно же не была такой идилличной. В апреле 1825 года, будто бы в педагогических целях, Мейслинг отправил учеников старших классов посмотреть на казнь трех преступников, которая должна была состояться утром на холме между городами Слагельсе и Скельскёром. Казнить должны были семнадцатилетнюю девушку, безуспешно пытавшуюся отравить крысиным ядом своего отца, противившегося ее браку, ее возлюбленного, которого она подговорила убить отца, и претендовавшего на ее мать работника, участвовавшего в попытке убийства. Андерсена не раз упрекали в пристрастии к описанию жестоких сцен и замогильной тематике. Возможно, оно происходило не из-за болезненных наклонностей его натуры, а просто из-за того, что он видел в жизни, и жестокость отдельных мест в его сказках и историях лишь кажется вымышленной — такова была в то время сама жизнь. Вот как описал Андерсен в автобиографических записках казнь, происходившую у него на глазах: