Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев Страница 15

И тогда по распоряжению Нестеренко представитель ССОД в Пакистане Лев Мухин (ныне уже не все знают, что ССОД — это Союз советских обществ дружбы, была когда-то такая неплохая организация) передал Шебаршину во временное пользование старый «москвичок» — хрипучий, с перекосившимися дверями, порванными сидениями и прохудившимся радиатором, из которого все время текла вода.

Каждое свое утро Шебаршин начинал с того, что заливал в радиатор ведро воды, иначе «москвичок» мог остановиться где-нибудь на оживленной улице с заклинившим мотором.

Вот что написал он в своем дневнике. «В отличие от прошлых лет, мне уже не приходится пользоваться ни ужасным местным такси, ни еще более ужасным моторикшей — трехколесным мотоциклом с задним сиденьем на двоих и пластмассовой крышей над головой. После пятнадцатиминутной поездки по летнему Карачи пассажир выглядит так, будто бы его полили из шланга».

Положением своим Шебаршин был доволен. Кстати, именно тогда он отметил, что, работая в посольстве, скрыть свою принадлежность к ведомству разведки бывает просто невозможно. Ведь площадь общения маленькая, многие знакомы еще по институту, и начинали, как это было у Шебаршина, вместе, на «чистом» дипломатическом поприще, — но потом пути их расходились.

Дипломат, перешедший в разведку, отправлялся на учебу — для большинства людей он просто-напросто исчезал. Затем появлялся вновь, и этого, как отметил Шебаршин, бывало вполне достаточно для того, чтобы наблюдательному однокурснику, с которым ты прежде целых шесть лет за одной партой протирал штаны, сделать правильный вывод.

Это раз. И два: в Карачи в посольстве на чердак резидентуры, в маленькие душные комнаты, которые никому не нравились, вели старые деревянные лестницы, поющие на все лады, ходить по ним незамеченным, неуслышанным было просто невозможно, — так вот, ходить туда могли только офицеры разведки…

Переписка резидентуры — штука секретная, до нее не допускался даже посол, готовить ее в общих посольских комнатах было запрещено, как запрещено было проводить совещания в общих комнатах. Поэтому и занимали сотрудники разведки особое положение во всяком посольстве. Но перегородок между разведчиками и дипломатами ни коем разе быть не должно… Именно тогда Шебаршин разработал некий этический кодекс разведчика, прежде всего, того разведчика, который работает под прикрытием, занимая в посольстве должность, допустим, второго секретаря, специалиста аппарата экономсоветника или старшего инженера в торговом представительстве.

Первое. Разведчик должен в полном объеме выполнять ту работу, которую обязан делать любой другой сотрудник, на чьем месте он находится, — причем, выполнять работу крайне доброкачественно. В общем, получалось, что разведчик обязан нести двойную нагрузку — и это надо было уметь делать. Хотя удавалось это не всем: «людей губит неорганизованность, несобранность, неумение отделить важное от пустяков».

Второе. Нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах, даже в критических ситуациях или в пьяном бреду разведчик не должен говорить о своем особом профессиональном положении. «Это тяжелый искус, особенно для молодого человека. Ему нельзя поддаваться. Скромность и неприметность — наши профессиональные качества, залог успеха». Далее Шебаршин отметил следующее, очень важное, на мой взгляд. «Было время, когда само название КГБ внушало людям страх. Те из нас, кто был амбициознее, хвастливее, использовали это для самоутверждения. Последствия этого недопустимого поведения служба ощущает до сих пор».

Третье. Ни в коем разе нельзя считать себя чужим человеком в посольстве, под крышей которого работаешь, нужно быть таким же, как все, и, если понадобится — помогать сотрудникам, не жалея ни сил, ни времени, ни самого себя. «Это по-человечески приятно и окупается сторицей», — написал Шебаршин.

И последнее, четвертое. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что не вмешиваться в дела посольства, не наводить в них свой порядок, не соперничать с дипломатами, не ощущать себя выше их, не учить уму-разуму, не устанавливать какую-то параллельную власть, а помогать им…. Если же начинается нездоровое соперничество, то кончается оно почти всегда обычной склокой.

И все-таки, несмотря ни на что, мелкий конфликт между послом и резидентом в Карачи возник.

Все дело было в том, что здание посольстве было старым, очень старым, оно ветшало буквально на глазах, от стен отскакивали целые куски краски, похожие на большие картонные лохмотья, крошилась и ссыпалась прямо на головы лепнина, песок и известка также неприятным дождем падали с потолков. Здание требовало ремонта, и прежде всего, как ни странно, ремонта требовал кабинет посла.

Неприлично было послу сидеть в таком кабинете.

Тогда кто-то из хозяйственников решил обшить кабинет деревянными панелями. Нестеренко это дело одобрил, и закипела энергичная работа.

Но в дело вмешалась разведка — дала заключение о том, что кабинет с точки зрения безопасности (государственной, естественно, безопасности, поскольку американцы, работавшие в тесной сцепке с местными органами, все время искали возможность поставить где-нибудь подслушивающий «жучок», либо вообще целую систему, которая давала бы им возможность быть в курсе всего, о чем говорят в посольстве) реконструировать нельзя. Никак нельзя.

Даже маленький ремонт в посольском здании мог принести беду — в любой деревяшке, доставленной из-за ворот, могло оказаться прослушивающее устройство.

Посол доводы разведки не принял, и тогда пришлось посылать шифровку в Москву.

Шебаршин написал, что наша резидентура в Карачи имеет следующие неприятные данные: все посольские телефоны, все до единого, которыми пользуются сотрудники посольства и вообще советские граждане, «круглосуточно контролируются пакистанцами и резидентурой ЦРУ, действующими в теснейшем контакте».

Любой «жучок» действительно мог принести беду, особенно если он оказывался в служебном кабинете и прилипал к какому-нибудь креслу или столу. «У людей есть привычка диктовать конфиденциальные и секретные материалы, проводить регулярные совещания, на которых откровенно излагаются все точки зрения. Если эти люди к тому же не слишком заботятся о безопасности своих помещений, то задачи разведки и контрразведки (не нашей, естественно, — чужой) заметно упрощаются. Однажды установленное устройство может работать очень долго».

Потом Шебаршин не раз вспоминал с улыбкой некоторые моменты службы в Пакистане. Когда советское посольство решило переехать во временную столицу Пакистана Равалпинди и арендовало там новое здание, то англичанин Баррингтон устроил дружескую вечернику молодых дипломатов — пригласил гостей из посольств разных стран. Обстановку он создал непринужденную — был и смех, и веселье, и тосты, и скетчи, обычно казавшиеся нашим людям несколько грубоватыми (вообще, что американский, что английский юмор часто выглядит плоским и непонятным), и действительно дружеские беседы, — все это было, в общем, но вот какая штука — американец с англичанином попытались взять Шебаршина в клещи и засыпали его вопросами о новом арендованном здании: