Екатерина Дашкова - Александр Воронцов-Дашков Страница 14

Екатерина поддерживала Дашкову, которую считала умнее большинства мужчин ^[80]. На ранние литературные опыты подруги она отвечала с жаром, хотя и не вполне искренне, и, что неудивительно, особенно похвалила «Надпись»: «Что за стихи и что за проза! И это в семнадцать лет! Я прошу Вас и умоляю; никоим образом не забрасывайте такого замечательного таланта. Может быть, я могу показаться далеко не беспристрастным судьей в этом деле, моя дорогая княгиня, ибо благодаря Вашей дружбе ко мне, я же являюсь предметом Ваших излияний. Упрекайте меня в тщеславии, во всем, в чем хотите, а я все-таки скажу, что Ваше четверостишие — одно из самых звучных, какие мне приходилось встречать, и ничто не заставит меня ценить его менее высоко» ^[81].

Единственным соперником Екатерины в борьбе за сердце Дашковой был молодой князь, которого она встретила летом 1758 года. Ее дядя, тетка и кузина были с Елизаветой в Петергофе и Царском Селе — загородных резиденциях императрицы. Дашкова осталась одна, читая и утоляя свою любовь к музыке посещениями опер-буфф в постановке Джованни Локателли в императорском Летнем саду. Итальянский музыкальный театр Локателли, дававший представления в Петербурге с конца 1750-х до начала 1760-х годов, был очень популярен при дворе. Одним особенно жарким летним вечером Дашкова, решив, что ей следует прогуляться после ужина, послала свой экипаж вперед и пошла с подругой по темной и пустынной улице. Почти сразу же из темноты появилась высокая, показавшаяся ей огромной черная фигура мужчины. Поначалу испугавшись, Дашкова вскоре была очарована милыми чертами прекрасного молодого человека, его вежливым разговором и сдержанной скромностью. Но Михаил-Кондрат Дашков не был тем, кем хотел казаться, и имел плохую репутацию. Встреча была подстроена, поскольку его перестали принимать во многих солидных домах Петербурга, включая дом канцлера, что делало невозможным его общение с членами семьи Воронцовых. Кажется, он допустил «непростительную неосторожность» и был вовлечен в скандальный роман с кузиной Дашковой Анной. Это могло помешать любым контактам Дашковой с ее будущим мужем, однако непреклонный дух молодой женщины не мог позволить мелким препятствиям встать на ее пути: «Словом, мы не были знакомы и, казалось, нашему союзу никогда не бывать, но Небеса распорядились иначе. Ничто не могло помешать нам бесповоротно отдать сердца друг другу» (18/41).

На самом деле, небеса не имели к этому никакого отношения. В отличие от Екатерины, умной уже по первому впечатлению, князь не мог привлечь Дашкову умом. Скорее, она была очарована его стильной одеждой, изысканными манерами, обходительностью и княжеским титулом. Дашкова титула не имела, ее отец и дядя Иван стали графами только в 1760 году. Выбрав в спутники жизни князя, Дашкова показала, что не может совершенно порвать с условностями своего времени. Она была в гораздо большей степени продуктом придворного общества с его акцентом на элегантность, внешний блеск и иерархию, чем могла себе признаться. Но то, что этот выбор был неприемлем для семьи, отвечало ее глубоко укорененному чувству непокорности и продолжающемуся соперничеству с кузиной Анной. Замужество было для нее возможным бегством от всего, что она ненавидела в Петербурге. Летом в городе никого не было, но она чувствовала необходимость поделиться с кем-нибудь своими чувствами. Она сразу же написала своему лучшему другу, брату Александру, с которым регулярно обменивалась семейными новостями и придворными сплетнями. 20 июля 1758 года пятнадцатилетняя Дашкова сообщила Александру в Париж о своих сердечных делах и пообещала дать ему знать через «три недели, месяц или немного позже… о согласии (или отказе), что князь Дашков, которому она позволила просить ее руки, получит от ее семьи». Во всем этом таился дух заговора, страх быть раскрытой. Переписка по поводу возможного замужества казалась ей столь интимной и личной, что она пообещала написать брату больше, только если он будет писать в ответ шифром ^[82].

Если принять во внимание секретность помолвки, то утверждение Рюльера о том, что она заставила Михаила Дашкова жениться, кажется очень подозрительным. Он неубедительно описывает, как настойчивая Дашкова немедленно объявила о своих планах дяде, который, в свою очередь, вызвал ее поклонника на разговор относительно намерений последнего ^[83]. Уже изрядно скомпрометированный молодой человек оказался в безвыходном положении, поскольку едва ли мог позволить себе еще раз опозориться перед одним из самых могущественных людей империи. Дашкова была возмущена и яростно опровергала эти измышления, заявляя, что ее будущий муж нашел третье лицо для переговоров с ее семьей, которая в конечном счете не возражала, и что будущая свекровь также дала свое согласие и благословение, несмотря на то, что она уже подобрала сыну другую невесту. Тем не менее сомнительно, что, идя против принятых условностей и самостоятельно организуя свое замужество, Дашкова получила одобрение семьи. Жена канцлера, из-за болезни которой свадьба была отложена, так и не появилась на церемонии, потому что не смогла забыть неприличное поведение Дашкова по отношению к ее дочери, хотя Анна Воронцова годом ранее вышла замуж за Александра Строганова. «Очень скромная» церемония прошла 14 февраля 1759 года — пятнадцатилетняя девушка вышла замуж за двадцатидвухлетнего Михаила Ивановича Дашкова.

Дашкова получила от отца сильно урезанное приданое в 10 тысяч рублей и имущество, оценивавшееся примерно в 13 тысяч, тогда как ее сестра Мария лишь годом ранее получила почти в два раза больше — от 30 до 40 тысяч ^[84]. Роман Воронцов никогда не был особенно щедр по отношению к детям, в случае же Дашковой он даже не обеспечил ее средствами к существованию, что сказалось позже, когда она особенно нуждалась в его финансовой поддержке. Хуже того, ее муж, любивший азартные игры и широкую жизнь, спустил все приданое в первый год совместной жизни; его долги были так велики, что Дашкова была вынуждена продать приобретенное имение, чтобы их заплатить ^[85]. Несмотря на обиду, которую она могла чувствовать из-за малости приданого и финансовых горестей, Дашкова очень старалась быть хорошей и почтительной дочерью. Она регулярно писала отцу о своем здоровье, крещении дочери и других семейных событиях ^[86]. Но Роман Воронцов оставался холодным, отстраненным и отвечал редко. Дашкова была задета. Положение еще более ухудшилось, когда в мае она отправилась на юг от Москвы для встречи с семьей мужа и свекровью. Это путешествие, казалось, предопределило многие трудности и нелегкое течение ее брака. Дорога между Петербургом и Москвой была ненадежной и утомительной. Княгиня подскакивала в жесткой карете на выбоинах, камнях и устланных бревнами переездах. Она проедет по этой дороге несчетное количество раз в своей жизни.