7 женщин, изменивших мир - Валентин Бадрак Страница 14

Пилигрим в облике принцессы

София Фредерика Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, прибыла в Россию еще совсем юной девочкой – ей не исполнилось и пятнадцати лет. Принцессе было предписано явиться ко двору российской императрицы Елизаветы – с тем чтобы стать супругой великого российского князя Петра Федоровича. В этом факте нет ничего странного, если учитывать важность политических браков в средневековой Европе: с их помощью монархи укрепляли свои троны, расшатывая между тем чужие.

Хотя она определенно готовилась к перипетиям дворцовой жизни российского императорского двора, получив массу всевозможных инструкций от целого ряда высокопоставленных сановников прусского короля Фридриха, в России с первых же минут пребывания на новом месте началась настоящая борьба за выживание. Для выживания в чужой стране девушке необходимо было не просто соблюдать чрезвычайную осторожность, а на ходу обучиться искусству дворцовой мимикрии, всякий раз принимая ожидаемые формы и цветовую гамму, интуитивно угадывая внутренний мир окружающих ее людей, чтобы принять необходимый облик и вместе с тем тайно сохранить стержень собственной индивидуальности.

Это оказалось невероятно сложной задачей, для решения которой Софии пришлось сосредоточить все свои внутренние силы и знания. Чтобы победить орду конкурентов, бесцеремонно проталкивающих интересы своих фавориток из различных дворов Европы, она должна была оказаться выше, образованнее и утонченнее подавляющего большинства представителей властного бомонда, вызвав симпатии лучших из них и усыпив их бдительность чувственной и достаточно чуткой натурой, способной к невероятной гибкости и поиску бесконечных моделей общения. И конечно, главной задачей было понравиться императрице. Неожиданные изменения в ее жизни вызвали внезапное взросление, взрыв самостоятельности и раскрытие в себе удивительных способностей и внутренних резервов, которые подняли платформу ее сознания, самоидентификацию и осознание будущей роли на такой неожиданно высокий уровень, не оценить который было бы кощунством со стороны российского двора. Она всегда была настороже, а ее неугасимое стремление достичь высот власти уже в юном возрасте обрело очертания идеи.

Как всякая девочка, появившаяся в семье достаточно высокого рода, близкого к правящей элите (ее отец был принцем и губернатором города Штетина, а мать происходила из Голштинской семьи и была в довольно близком родстве с российским наследным князем Петром Федоровичем), София была ориентирована родителями и воспитателями на исполнение традиционной женской роли, а именно на будущий брак с высокопоставленным представителем королевской или императорской семьи и безропотное исполнение супружеской и материнской функций. Действительно, родители принцессы настолько старались в продвижении интересов своей дочери, что уже к четырнадцати годам ее портрет странным образом, причем в глубокой тайне, попал в руки российской императрице Елизавете.

София была живой, общительной и весьма честолюбивой – родители сумели внушить ей уважительное, но без самомнения, отношение к себе. Ее тонкая душа в один момент оказалась на грани между пропастью и множеством препятствий на пути к ложу Петра Федоровича. Лихорадка фрустрации и глубокие переживания происходящего в очень короткий промежуток времени сделали ее взрослой; ее зрение и слух обострились, ее актерский талант прорвался наружу в отточенных движениях масок, а ее воля – основной и наиболее важный элемент сплава этой юной души – породила стойкое желание победы над обстоятельствами. Именно вследствие этих причин один из поздних исследователей биографии Софии очень удачно назвал ее «принцессой-золушкой», что является точным отражением ситуации и положения Софии на момент отъезда в Россию. К этому удачному определению стоит добавить тонкое замечание историка Ключевского о том, что ей с детства толковали, что она некрасива, и это рано заставило ее учиться искусству нравиться, искать в душе того, чего недоставало наружности. Возможно, принцесса действительно испытала слишком мало родительской любви, что усилило в ней эгоцентричное тщеславное начало; осознав необходимость полагаться во всем лишь на себя саму, она не только стала самостоятельной с очень раннего возраста, но и отказалась от мысли дарить собственные искренние чувства кому бы то ни было. Забегая вперед, отметим, что ни собственные дети, ни многочисленные фавориты не вызывали у нее чувства любви. Она долго плакала, узнав о смерти отца, огорчилась из-за кончины матери (которую она почти открыто не уважала за склочность и откровенную бездарность), падала в обморок от вестей об уходе в мир иной того или иного фаворита, но глубинная мотивация этой скорби касалась жалости и любви к себе самой. Истинная любовь была чужда этой девочке, чьи мысли с детских лет занимал лишь голый расчет на собственное возвышение, которое станет преградой для ущемления самолюбия и так часто сдерживаемой в годы детства и юности свободы действий.

София начинала не с нуля – ее воспитательная база могла какое-то непродолжительное время удерживать ее на плаву. Хотя объективный экскурс в историю ее воспитания неумолимо свидетельствует о том, что родители дали девушке слишком мало для борьбы за выживание. Сама она проявляла мало интереса к учению и была скорее обыкновенной, не слишком избалованной девочкой, в меру впечатлительной, застенчивой и ориентированной на подчиненное положение в обществе. Более того, воспитание в крепости при одном из военных гарнизонов оставило в ней отпечаток строгой дисциплины и обязательности, что с годами трансформировалось в качество характера. А необходимость целовать край одежды высокопоставленных посетителей или посетительниц родительского дома не вызывала внутреннего сопротивления, укрепляя готовность исполнить традиционную женскую функцию. В своих «Записках» много лет спустя она откровенничала по поводу отсутствия мотивации к учению в детские годы – черта, свидетельствующая о некой «нормальности», поскольку свойственна подавляющему большинству детей. Впрочем, некоторые из ее учителей старательно пытались восполнить брешь: к моменту отъезда в Россию София сносно владела письмом и не особо путалась в дебрях литературы, проштудировав все популярные для того времени комедии и трагедии. Она с детства воспитывалась на жестких пуританских правилах, что было совершенно необходимо для положения принцессы, а позже, по достижении высшей власти, тайком от всех окружающих всячески изгонялось из закостенелой души. В моменты же высшего напряжения нервов пуританские каноны сослужили Софии добрую службу, предопределив ее необыкновенное терпение, выносливость в неблагоприятных обстоятельствах и доброжелательный настрой по отношению к людям.

Все же главные качества ее души проявились в период гнетущей неопределенности. Время работало на нее, и она воспользовалась им сполна, не потеряв ни единой минуты. На ту работу, которую София проделала за первые полтора года в России до официального бракосочетания с Петром, у человека со средними способностями уходит от десяти до пятнадцати лет. При этом она вдруг обнаружила, что в каждый момент своей реальной жизни находится на сцене, на которую с интересом и любопытством взирает великое множество глаз: пытливых, хитрых, злых, понимающих, осуждающих и боготворящих. С поистине странной для пятнадцатилетней девушки сосредоточенностью София начала гигантскими темпами осваивать русский язык. Еще более тщательно, с какой-то остервенелой яростью девушка впилась в изучение канонов православной религии, и особенно различий между православием и лютеранством. В отличие от своей матери она смекнула: без принятия православия победа недостижима; а раз так, надо лучше узнать то, с чем придется жить всю жизнь. Зная его ближе, его можно понять и принять, а затем, может быть, проникнуться и полюбить. Через некоторое время София заявила, что видит слишком мало различий между религиозными правилами для того, чтобы это могло препятствовать принятию ею православия: шаг, который сразу расположил к молодой принцессе императрицу. Более того, когда девушка неожиданно серьезно заболела, то сама попросила прислать к ней православного священника вместо лютеранского пастора – даже находясь в нескольких шагах от бездны, София сумела использовать ситуацию, позаботившись, чтобы о ее неординарном поступке узнало как можно больше людей из окружения Елизаветы.