Гертруда Белл. Королева пустыни - Борис Соколов Страница 14

Большинство войн требует контакта с противником. Наша война должна быть войной отделения от противника: нам придется сдерживать его молчаливой угрозой громадной неизвестной пустыни, не обнаруживая себя до момента атаки. Последняя должна быть атакой лишь по названию, направленной не против людей, а против материальной части противника, – атакой, устремленной против его слабого места. В отношении железнодорожной линии это обычно будет пустынный участок пути. Это было бы тактическим успехом. Подобный метод мы смогли бы взять за правило. Это вполне соответствовало нашему стремлению – никогда не представлять собою цель для неприятельского солдата. На нашем фронте имелось много турок, которые за всю войну не имели случая в нас выстрелить, и все же, за исключением редких стечений обстоятельств, мы никогда не оборонялись. Объяснялось это превосходно налаженной разведкой. Мы всегда могли рассчитывать на проведение наших операций наверняка. В этом отношении главной действующей силой являлась голова полководца, и его знание неприятеля должно было быть безошибочным. Для того чтобы хорошо наладить разведку, нам пришлось проявить усилий больше, чем какому бы то ни было штабу, который я знал.

Третьим фактором, который необходимо было учитывать, является фактор психологический – та наука, в отношении которой наше представление следует признать совершенно недостаточным. Часть этой науки касается толпы – поднятия настроения до того момента, когда оно становится пригодным для использования в целях определенного действия, приспособления различных мнений для определенной цели. Другая часть касается отдельных личностей, и тогда она превращается в редко встречающееся искусство обхождения с людьми. Она рассматривает возможность подъема настроения наших людей, их многосложность, изменчивость и возможность культивирования в них того, что способствует выполнению намерения. Мы должны подготовить сознание людей к условиям боя так же тщательно и точно, как другие офицеры подготавливали их физическую сторону, и не только сознание наших людей, но и сознание противника, поскольку это окажется возможным, а также сознание народа, поддерживающего нас за линией фронта, и неприятельской стороны, ожидающей приговора, и нейтральных государств, следящих за нашими действиями.

Вышеприведенные рассуждения привели меня к заключению, что взятие приступом Медины или же быстрое принуждение ее к сдаче голодом не соответствовали нашей стратегии. Мы хотели, чтобы противник оставался в Медине или в любом другом столь же безвредном месте – и чем в большем количестве, тем лучше. Вопрос обеспечения продовольствием окончательно прикрепил бы противника к железным дорогам. Присутствие же противника на Геджасской и Трансиорданской железных дорогах, а также на железных дорогах Палестины, Дамаска и Алеппо в продолжение войны можно было только приветствовать. Если бы он проявил стремление эвакуироваться в малом районе, где его численность могла бы оказаться преобладающей, тогда нам пришлось бы попытаться восстановить доверие противника уменьшением наших набегов против него. Наш идеал заключался в том, чтобы железные дороги работали с максимальными потерями и неприятностями для противника.

Арабская война была географической войной, а турецкая армия для нас – случайным объектом, а не целью. Наша цель состояла в том, чтобы нажимать на самое слабое звено турецкой армии. Мы должны возложить на турок возможно более длительную пассивную оборону, максимально растянув наш собственный фронт. Тактически нам было необходимо создать в высшей степени подвижный, высоко оснащенный тип армии наименьших размеров и последовательно использовать эту армию в определенных пунктах турецкой линии обороны, чтобы заставить турок выделить на занимаемые ими посты дополнительное количество бойцов сверх экономического минимума в 20 человек. Мощь нашей ударной части должна расцениваться не только ее численностью. Соотношение между численностью и районом определялось характером войны, и благодаря тому, что наша подвижность в пять раз превышала турецкую, мы могли добиться равенства с ними при соотношении 1:5. Наша победа заключалась в занятии нами стольких-то километров территории.

У нас не было ничего материального, что мы могли бы потерять, а следовательно, нам нечего было защищать и не во что стрелять. Драгоценным элементом наших сил были нерегулярные части бедуинов, а не регулярные части, чья роль заключалась бы только в занятии тех мест, к которым иррегулярные части уже обеспечили доступ. Нашими главными выигрышными картами были скорость и время, а не сила, и это давало нам скорее стратегический, чем тактический, перевес. Успеху нашей стратегии больше способствовала досягаемость, чем сила».

Таким образом, арабские повстанцы при помощи британских советников и подкреплений смогли сковать максимум турецких сил в тылу, что облегчило проведение решающих наступлений британских войск на Палестинском и Месопотамском фронтах. Лоуренс использовал повстанцев в британских целях, сделав так, что они до самого конца войны осаждали Медину, заставляя турок тратить силы и средства на снабжение гарнизона, тогда как в случае оставления Медины турецкие войска, занятые для ее обороны, могли бы усилить Палестинский фронт. Лоуренс старался заставить арабов вести боевые действия так, чтобы на их стороне было обширное пространство пустынь. Он старался вести преимущественно бесконтактные бои. Повстанцы не наносили туркам больших потерь, но они отвлекали значительные турецкие силы на охрану коммуникаций. В то же время, арабская конница превосходила турок в подвижности, особенно в условиях пустыни, и сравнительно легко могла уходить от неприятельских ударов, в том числе благодаря хорошо налаженной разведке. Подавить восстание арабов турецкая армия так и не смогла, а оставить Медину и ряд других пунктов на железных дорогах Аравии у турецкого командования не хватило решимости. Кроме того, турки, по всей видимости опасались, что в этом случае англичане смогут через красноморские порты перебросить значительные силы на контролируемую повстанцами территорию и организовать наступление в тыл Палестинскому фронту. Между тем, подобных планов у англичан не было, равно как и не было достаточных свободных сил для подобного наступления.

Лоуренсу нравилось общаться с Гертрудой, хотя, по мнению некоторых биографов Лоуренса, ей общаться с ним нравилось еще больше. За глаза Лоуренс отзывался о «бедной Герти» свысока, намекая на ее нежные чувства к нему, к которым он, по понятным причинам, оставался равнодушен. Подозрения, что чувства мисс Белл в данном случае были более нежными, чем дружеские, вряд ли основательны. Судя по всему, Гертруда Белл относилась к Лоуренсу иногда неодобрительно, иногда с нежностью и симпатией, но никогда не была в него влюблена. Очевидными причинами были как 20-летняя разница в возрасте, так и нетрадиционная сексуальная ориентация Лоуренса, которая мало для кого из знавших его была тайной.

Томас никогда не был замечен в какой-либо близости с особами противоположного пола. В письмах к друзьям он поддерживал гипотезу о своей асексуальности. Но, похоже, это была всего лишь маскировка из-за крайне негативного отношения британского высшего общества того времени к гомосексуалам и судебному преследованию их (вспомним процесс Оскара Уайльда). К тому же, судя по всему, Лоуренс предпочитал довольно юных мальчиков. В арабском обществе начала XX века, особенно в кочевом, как и во всей Османской империи, гомосексуализм, хотя формально и осуждался, в соответствии с Кораном, но на практике не преследовался и был достаточно распространен. Гомосексуалистов тогда не подвергали массовым публичным казням, как делают это теперь боевики «Исламского государства».