Калигула - Зигфрид Обермайер Страница 14

— Гай! Ты появился как раз вовремя. Кажется, у Сеяна в Риме остались одни враги. Я знаю, что префект тщеславен, но в то, что он желает получить мой трон, не хочу верить. Я хочу услышать твое мнение.

— Приветствую тебя, император! Я искренне рад встретить тебя бодрым и здоровым.

Тиберий сразу заподозрил неладное.

— Почему же? Ты думал, что увидишь меня на смертном одре?

— Не совсем так, но в Риме ходят слухи…

— Слухи? Какие слухи? Скажи мне правду, Гай, я приказываю тебе!

— Клянусь всеми мужами нашей семьи и всеми богами, я могу сказать тебе только правду, которую знаю. Так, как я сейчас сижу напротив тебя, два дня назад я сидел напротив Сеяна. О нашем разговоре я хотел бы тебе рассказать.

— Кажется, префект рассчитывает на то, что ты недолго проживешь, и видит себя будущим регентом при твоем несовершеннолетнем внуке Тиберии Цезаре. Он действует в Риме как диктатор и раздает приказы от твоего имени. Знаешь ли ты, что он тайно помолвлен с Юлией? Когда ты умрешь, он хочет жениться на твоей внучке и с помощью своих преторианцев занять трон. Правда, он не сказал мне этого прямо в лицо, но и не дал повода сомневаться в своих намерениях.

— Я должен был догадаться, — проговорил Тиберий. — В своих письмах он представлялся в последнее время таким безобидным и скромным, что совсем на него не похоже. Вообще-то он просил у меня разрешения на брак с Клавдией, но я остановил его…

— Это было всего лишь хитростью. Клавдию он давно прогнал, поскольку она ему больше не нужна. Весь Рим говорит о том, что она отравила Друза, чтобы угодить Сеяну. Разве ты ничего об этом не знаешь?

Лицо императора окаменело.

— Он виновен в смерти моего сына? Этого не может быть… Я не верю!

— Возможно, это только слухи, но после всего, что я узнал, они кажутся печальной правдой. Сеян умный человек, в этом нет сомнения, и я с готовностью — так же как и ты — подарил бы ему свое доверие. Но твоя милость, император, сделала его самонадеянным и неосторожным. Мне кажется, что он оказался слишком слабым, чтобы противостоять соблазну, и нарушил границы, которые ты ему определил. Ты пригрел на своей груди змею, император! Мне очень жаль, что приходится говорить тебе это, но я подчиняюсь твоему приказу рассказать всю правду, какая мне известна. Возможно, другие принесут тебе лучшие вести…

Император молчал, расчесывая сыпь на лице. Он сорвал повязку и бросил ее на пол, а потом поднял мутные старческие глаза на Калигулу.

— Нет, Гай, лучших новостей для меня нет. Все складывается одно к одному, и то, что ты рассказал, подтверждает предположения моих друзей, которым я доверяю. Но думаю, что сейчас было бы неразумным разуверять Сеяна в прочности его положения. Пусть он продолжает свою игру еще какое-то время. Только так я смогу его изобличить. Я далее хочу передать ему консулат. Он должен тешить себя уверенностью в моем расположении к нему. Это сделает его неосторожным, и тогда я нанесу удар. Я уничтожу его вместе со всеми друзьями и союзниками, со всей его семьей, растопчу, как змею. Я доверяю тебе, Гай. Ни слова из того, что я тебе здесь сказал, не должно проникнуть за эти стены! Ты сын Германика и значишь для меня гораздо больше, чем этот самодовольный выскочка, которому я так долго — слишком долго — доверял!

Калигула праздновал победу. Все шло как он задумал, и, когда Сеян лишится власти, пробьет его час, час Гая Цезаря, которого все называли Сапожком. Калигула рассмеялся про себя: «Сапожок превратится в сапог, которым он наступит им на горло, прежде чем они поймут, что произошло».

Сабин сказал отцу, что отныне по нескольку раз в неделю к ним в дом будет приходить преторианец — центурион Херея, которого он будет учить чтению и письму.

Цельсий в сомнении покачал головой.

— Мой двадцатилетний сын хочет стать учителем, едва ли научившись чему-то сам. По крайней мере храбрый воин хорошо заплатит за твои уроки? Преторианцы должны получать неплохие деньги — за наш счет, конечно же.

— Нет, — спокойно ответил Сабин, — храбрый воин ничего не будет платить. Во-первых, он мой друг, а во-вторых, сам оказал мне большую услугу. Херея, между прочим, старше меня на несколько лет, женат и имеет двоих детей. Иными словами, он не какой-нибудь плут-мальчишка, которого мы пригреем в нашем доме. Он хочет сделать карьеру, а для этого надо уметь писать и читать.

— Хорошо, сын мой, я не хочу тебя переубеждать. Это все же лучше, чем болтаться по улицам и увиваться за женщинами. Почему только ученые и поэты должны гостить здесь? Твердая поступь солдата не повредит нашему изнеженному Аполлоном дому.

— Ты хорошо это сказал, мой дорогой отец. Я всем сердцем с тобой согласен.

Качая головой, Цельсий вышел из комнаты. Сын не переставал его удивлять. Втайне он гордился Сабином, но держал свои чувства при себе.

На следующий день Херея появился сразу после окончания службы.

— Я все-таки рассказал Марсии. В конце концов, она должна знать, где я бываю и чем занимаюсь. На нее можно положиться, от нее никто не услышит ни слова.

— Нет ничего постыдного в том, что ты научишься писать, Херея. Большинство римлян не умеют этого делать, да и не видят в письме никакой необходимости. Итак, садись сюда, и давай не будем терять времени.

Сабин решил начать занятие со знакомых его ученику понятий.

— Возьмем твое имя, которое ты уже умеешь писать.

Юноша пододвинул Херее доску, вложил в руку грифель и потребовал написать его имя. Медленно и очень старательно Херея нацарапал оба слова.

Сабин кивнул.

— Теперь здесь написано Cassius Chaerea. Если я произнесу твое имя медленно и нараспев, будет слышна каждая буква в отдельности. К-а-с-с-и-й. Ты знаешь другие имена, которые начинаются с этой буквы?

Херея задумался.

— Например, твое: Cornelius.

— Хорошо, Херея. При этом надо помнить, что «с», третья буква алфавита, перед «а» и «е» читается по-разному. Буква одна и та же, а произношение меняется. Ты центурион, и в начале этого слова тоже стоит «с», как в слове «Cassius». Или в имени знаменитого оратора Цицерона — Cicero.

Этими примерами Сабин хотел показать своему другу, что все тысячи тысяч слов латинского языка записывались двадцатью четырьмя буквами.

Херея удивился:

— Действительно только двадцать три? Я думал, их сотни.

Сабин рассмеялся.

— И все-таки не думай, что это легко. Но, когда ты научишься писать все двадцать три буквы, тебе будет несложно составлять из них слова и записывать их или читать. Я ходил в школу четыре года и полгода из них потратил на то, чтобы научиться более или менее сносно читать и писать.

— Полгода? А что ты делал там оставшиеся три с половиной?

— Потом эти знания применяют для дальнейшего образования в географии, истории, литературе, философии и других науках. Материал записан в книгах, и, если ты в состоянии их прочесть, тебе больше не нужны учителя. У кого есть деньги, собирают свою собственную библиотеку, другие пользуются общественной. Но мы забежали далеко вперед. К тому же ты не собираешься становиться ни ученым, ни поэтом, а должен учиться письму для практического применения. Военные правила, списки легионеров, годы вашей службы, ваши отличия. Когда тебя повысят, у тебя появится доступ к таким спискам, и ты сможешь быстро узнать, когда и где родился тот или другой легионер, как долго и где он служил, какие имеет заслуги, не спрашивая у него самого. Знание — сила, Херея, что подтверждается вновь и вновь.