Андерсен - Борис Ерхов Страница 13

Андерсен выехал из Копенгагена в Слагельсе 26 октября 1822 года. Впереди его ожидало, как он писал впоследствии, «самое несчастное время жизни», три года классической гимназии. Но провел он их все-таки безбедно, без нужды, под гнетом которой находился в столице, после того как покинул родной Оденсе. Королевский фонд выделял ему по 350 ригсдалеров каждый месяц: 200 из них приходились на оплату проживания в частной квартире и на пропитание, остальные 150 — на прочие нужды. Самое необходимое эти деньги обеспечивали, хотя о роскоши, конечно, речи идти не могло.

Вместе с тем Андерсен многое потерял. Раньше он жил, не заглядывая далеко вперед: обстоятельства заставляли его думать только о выживании. Зато каждый новый день приносил что-то необычное и неизвестное, пугающее и манящее: туманное будущее сулило ему поистине безграничные и, по твердой убежденности Андерсена, великие возможности. И пускай планы его актерской карьеры раз за разом рушились, на их месте возникали новые, которые он строил в своей фантазии и пытался осуществить. Юноша Андерсен самостоятельно распоряжался своим временем, он не был обременен обязанностями, их он принимал на себя добровольно и в любой момент мог от них отказаться. Им двигало воодушевление, хотя подчас и голодное, но все же свободное.

В Слагельсе этой свободе пришел конец. Отныне жизнь подчинялась твердому распорядку. Классные занятия продолжались с восьми утра до полудня и с трех часов до шести вечера. К ним добавлялась самостоятельная подготовка. Часто по вечерам ученик обливал голову холодной водой или бегал в маленьком безлюдном саду, чтобы взбодриться и снова сесть за учебники. Слов нет, Андерсен занимался усердно. Во-первых, он должен был оправдать оказанное ему доверие: ведь, по сути, за него хлопотал весь художественный Копенгаген, которому, как можно догадываться, он своими беспрестанными просьбами и самим своим неприкаянным видом порядочно надоел. Во-вторых, он действительно не знал почти ничего. В школах для бедных в Оденсе учили плохо, да и посещал их Ханс Кристиан нерегулярно, а бесплатные уроки датского, немецкого и латыни в Копенгагене, которые ему давали из милости, тоже были редкими (не чаще одного-двух раз в неделю), и качество их, по-видимому, оставляло желать много лучшего. Андерсену пришлось начать с самых элементарных уроков датского, латыни, древнегреческого, геометрии, истории, чистописания, арифметики и географии — он не обладал даже самыми простыми навыками грамотного человека и не мог отыскать на карте Дании Копенгаген. А ведь ему было уже семнадцать, и, хотя его поместили сразу во второй класс, он возвышался за своей партой над всеми другими учениками одиннадцатилетнего возраста. Это имело, конечно, и положительную сторону. Он не подвергался со стороны младших травле и насмешкам, сполна испробованным на суконной и табачной фабриках в Оденсе и в столярной мастерской в Копенгагене.

Впрочем, от унижений и издевательств он, как и другие гимназисты в Слагельсе, избавлен не был. Их источником стал сам ректор гимназии Симон Мейслинг (1787–1856), один из лучших знатоков античной литературы в Дании и превосходный переводчик Вергилия, Феокрита, Анакреона, Овидия и Марциала, а также Гоцци и Гёте, автор трагедии «Коварство монаха» (1812). Узнав, что теперь его непосредственным начальником будет поэт, Андерсен на следующий же день после приезда прочитал перед ним и еще двумя учениками старшего класса свою трагедию «Солнце эльфов» и рассказ «Привидение на могиле Пальнатоке». Если бы он знал о характере Мейслинга чуть больше, то воздержался бы от столь смелого предприятия.