Брат на брата. Окаянный XIII век - Виктор Карпенко Страница 13

Лень и скука одолевали князя Мстислава, старшего сына Мстислава Храброго, в захудалом Торопце. После богатого и славного Киева, где Мстислав воевал против Всеволода Чермного на стороне Рюрика и Мстислава Романовича, после людного и гостеприимного Смоленска Торопец показался Мстиславу серым и неуютным. Пиры и охота ему скоро наскучили, долгие, умные беседы с духовником отцом Лукой утомляли и вызывали зевоту, а лица приехавших вместе с ним в Торопец бояр раздражали. Последние дни князь часами лежал без движения на ложе, уставившись в потолок, и лишь изредка по вечерам выходил на крыльцо княжеского терема подышать весенним морозным мартовским воздухом.

— Уж не захворал ли князь Мстислав? — перешептывались дворовые, тенями скользя по терему, страшась, не дай бог, нарушить покой князя. Затосковала и дружина княжеская. Для Торопца даже три сотни воинов оказались тяжелым бременем, а тут еще бояре пришлые: корми, пои. Загоревали и торопчане.

Какое же облегчение испытали все, когда пронесся слух: новгородцы зовут Мстислава на стол. А вскоре и послы новгородские появились на княжеском дворе.

Мстислав, не поверив этому, даже вышел на крыльцо.

Забегали слуги, зазвенели чашами, запахло в княжеских палатах хмельным медом, квасом, жареным мясом…

— Вы — гости мои! — загремел голосом Мстислав, обращаясь к новгородцам. — И пока вина и хлеба моего не отведаете, о делах, кои привели вас ко мне, слушать не буду.

Пир удался на славу. Пили чаши за здравие князя торопецкого, за его дружину, за Великий Новгород, помянули добрым словом и покойного князя Мстислава Храброго, много лет служившего новгородцам. Из-за столов послов выносили на руках и раскладывали почивать по лавкам. Князь же Мстислав встал из-за стола, будто и не пил. Призвав к себе ближних бояр и воевод, бывших также в застолье, строго спросил:

— Поди, не токмо вы меды вкушали, но и про дело помнили? Ответствуйте, с чем пришли новгородские послы? Чего от них ожидать?

Один из бояр, дородный, седобородый, с багровым шрамом через лоб, с трудом поднялся из-за стола и, борясь с хмелем, произнес:

— Дозволь мне, князь. Не суди, коли что не так, токмо это не посольство града Новугорода. Как я уразумел, то посланнники бояр новгородских, кои недовольны княжением Святослава, сына Всеволода Юрьевича, князя владимирского. Хотят они Святослава из града изгнать, а тебя, князь, посадить на княжение.

— Верно ли говорит боярин Любич?

— Промеж послов шел о том разговор, — закивали, затрясли бородами бояре, подтверждая слова Любича.

Призадумался Мстислав, и было над чем. Принять предложение новгородцев и сесть на стол заманчиво и достойно, но вот удержаться на месте том трудно. Ведь идти в Новгород — это не только сместить малолетнего Святослава, а встать супротив великого князя Всеволода, супротив всей земли владимирской. Достанет ли сил? Пойдут ли новгородцы за ним?

— Вот что, бояре, — произнес Мстислав, вставая, — утро вечера мудренее. Утром и решим, как поступить с посольством новгородским. Послам же отсыпаться до полудня. Ты, Любич, готовь дружину, торопецких воев тож собери, пригодятся. Даю тебе на то ночь, ну и завтрашний день до полудня.

Видя оживившегося князя, возбужденно горящие глаза его, поняли бояре, что Мстислав уже решил: быть ему на новгородском столе, быть войне с землей владимирской.

Мстислав принимал посольство один. О чем говорил он с новгородцами, никто не ведал, но послы покинули Торопец обласканными и довольными. А поутру князь Мстислав во главе дружины и торопецкого ополчения выехал за ворота города. Все считали, что он направляется в Новгород, дабы занять новгородский стол, но князь повел свое небольшое войско к Торжку.

Захватив город, он пленил бояр владимирских и наместника, поставленного Всеволодом блюсти его интересы, заковал их в цепи и посадил в земляную тюрьму. В Новгород же Мстислав отправил своего воеводу, боярина Любича.