Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко Страница 13

В своем выборе великий князь не ошибся. Дмитрий Федорович был ему полностью предан, и когда «хозяин» Москвы пожелал помочь венценосному племяннику избавиться от ненавистной креатуры матери – князя Святополк-Мирского, оказал посильную помощь обоим Романовым. Чтобы понять дальнейшие события, нужно отметить принципиальную деталь государственного устройства России до 1905 года. Со дня воцарения молодого монарха все ключевые кадровые решения санкционировались не одним лицом, а двумя – сыном и матерью, императором и вдовствующей императрицей Марией Федоровной.

Хотя супруга Александра III не обладала никакими полномочиями для подобного рода участия в политическом процессе, государь де-факто признал за ней такое право, считаясь с ее высоким общественным авторитетом. Напомню, Мария Федоровна очень ценила знания и опыт С.Ю. Витте, выдвинутого на первые роли еще более авторитетным для Николая II Александром III. Пока царя не увлек проект дальневосточных завоеваний, он охотно прислушивался к советам и предложениям неофициального «первого министра». Но стоило тому выступить против корейской авантюры, как царь разочаровался в нем и стал искать повод избавиться от слишком самостоятельного протеже отца. Однако «повод» надлежало найти убедительный, прежде всего, для матушки. И Плеве обеспечил императора в августе 1903-го аргументами, вынудившими Марию Федоровну позволить сыну наказать амбициозного министра. Впрочем, она по-прежнему с доверием относилась к «программе», которую пытался реализовать опальный сановник. И раз инициатор преобразований у монарха не в чести, то их проведением вполне мог заняться единомышленник Витте.

Таковым Мария Федоровна посчитала Петра Дмитриевича Святополк-Мирского, некогда бывшего товарищем у Д.С. Сипягина (министра внутренних дел в 1900—1902 годах), друга Витте. После гибели начальника от рук боевика-эсера князя с либеральными взглядами, приверженца умеренных конституционных реформ и перевели генерал-губернатором в Литву (Виленскую, Гродненскую и Ковенскую губернии).

По свидетельству служившего в МВД В.И. Гурко, Марии Федоровне лоббировать кандидатуру Святополк-Мирского помогала Елена Григорьевна Милашевич, внучка Николая I, дружившая с детства с Николаем II. Однако, судя по дневнику самого императора, он с ней ни в июле, ни в августе 1904 года на серьезные темы не общался. Так что, вероятнее всего, назначение Святополк-Мирского – целиком заслуга вдовствующей императрицы. Кстати, Николай II предпочитал увидеть во главе министерства Б.В. Штюрмера, близкого по взглядам к Плеве шефа департамента общих дел МВД. Увы, кто-то предупредил о том Марию Федоровну, и высочайший указ был вовремя приостановлен, а литовского губернатора срочно вызвали в столицу. Уже 5 августа Петру Дмитриевичу, прибывшему ко двору, царица-мать намекнула на скорое возвышение. Тем не менее Николай II медлил с утверждением почти три недели, и объявил претенденту долгожданную новость лишь 25 августа.

Отсрочка – очевидный знак нежелания царя идти на поводу у императрицы. Впрочем, и Святополк-Мирский, зная монарха, брать на себя бразды правления в МВД не хотел. Но Мария Федоровна уговорила князя рискнуть. В итоге образовался странный, противоестественный тандем – министра-реформатора и царя-консерватора. Николай II пообещал подчиненному полное содействие. Тот со своей стороны обязался ограничиться малым – созданием при царской власти наиболее скромной формы общественного представительства. Подразумевалось какое-то количество мест в Государственном Совете сделать выборными. Как вскоре выяснилось, император оказался не готов даже к самому «скромному» изменению государственного устройства.

Сохранился дневник жены Святополк-Мирского, Екатерины Алексеевны, урожденной Бобринской, аккуратно зафиксировавшей со слов супруга все перипетии его работы с государем над реформой. Николая II не хватило надолго. 16 сентября Святополк-Мирский вступил в должность, 22 сентября удостоился первой аудиенции, на второй (1 октября) замолвил слово за опальных земцев Тверской губернии, на третьей, 9 октября, «говорили… о выборных для обсуждения вопросов», а на четвертой – 1 ноября – выяснилось, что проведение съезда представителей всех земств «в таком составе нельзя разрешить». Ведь это «все люди, не получившие полномочий выражать мнение страны». Пусть собираются «частным образом» и, лучше, не в Петербурге. А что касается «выборных», то, по мнению государя, они хороши для обсуждения «ветеринарного вопроса»…

В тандеме явно наметилась серьезная трещина, чему весьма поспособствовали, во-первых, двухнедельная болезнь самого министра, во-вторых, отсутствие в России Марии Федоровны, с 16 сентября по 20 октября выезжавшей на родину, в Данию. По возвращении она быстро обнаружила первые признаки разлада, обвинила во всем «свинью» В.П. Мещерского, того самого издателя газеты «Гражданин», друга юности Александра III, и пригрозила тотчас уехать в Копенгаген, «если тронут Мирского». Князь Мещерский действительно в данный период имел некоторый вес в глазах монарха и, будучи союзником Витте, вполне мог повлиять на мнение государя.

4 ноября Мария Федоровна встретилась с Мирским, который попытался убедить ее в необходимости хоть какого-то выборного представительства в высших органах государственной власти, в первую очередь в Государственном Совете. Императрице понимание того, насколько назрела подобная трансформация государственного устройства, давалось не просто. Министр даже пожаловался жене, что государыня еще «менее конституционалистка», чем царь. Тем не менее плоды важная беседа принесла. Вечер 10 ноября Николай II провел в Гатчине у «Мамá», и между ними определенно состоялся серьезный разговор, коли на другой день в Царском на докладе Святополк-Мирского император отозвался о квоте в Государственном совете для выборных от общества более снисходительно.

Впрочем, торжествовать главе МВД не следовало. 13 ноября из Москвы в Царское Село приехал твердый сторонник незыблемости самодержавия великий князь Сергей Александрович. В течение двух суток он неоднократно общался с Николаем II, и щекотливая тема зависимости молодого царя от «капризов» матери, несомненно, обсуждалась ими. Недаром после этих бесед при дворе распространился слух о намерении любимого дяди императора подать в отставку с поста московского генерал-губернатора. Разумеется, слух адресовался в первую очередь вдовствующей императрице. Ей предлагали выбрать между «фаворитом» и деверем, братом Александра III.

Святополк-Мирский все прекрасно понял и 15 ноября попытался объясниться с Сергеем Александровичем, но тот уклонился от встречи, явно провоцируя министра написать заявление об уходе. И «литовский» князь написал его, когда утром 21-го числа из Царского Села привезли проект циркуляра о состоявшемся в Санкт-Петербурге съезде представителей земств «с неодобрительнй пометкой» Николая II. Кстати, монарх сам затребовал зачем-то этот документ «на просмотр» поздним вечером 18-го, едва Мирский вернулся в Петербург от него же…

Кто подсказал царю идею запросить циркуляр, чтобы раскритиковать текст, отражавший официальную точку зрения? Из августейшего дневника следует, что поступок Мирского «очень рассердил» императора. Значит, властитель действовал по совету кого-то другого? Либо Сергея Александровича, как думал Мирский, либо кого-то из дядиного окружения! А в том окружении правой рукой главной персоны являлся Дмитрий Федорович Трепов!