Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов Страница 12

Успех пришел к возглавляемым Гучковым октябристам на выборах в III Думу, их фракция числила в своих рядах более 200 человек. Огромное значение имело создание в III Думе по инициативе и под руководством Гучкова комиссии по государственной обороне. Внимание Гучкова к работе в армии усилилось после того, как в 1908 году султан Абдул Гамид II был свергнут группой офицеров и генералов Генштаба, получивших название «младотурок». Вот оно! Гучков распоряжался полученными с санкции военного министра знаниями весьма специфически: для критики высшего армейского руководства страны с думской трибуны, что стало для него трамплином к посту Председателя Государственной думы.

В психологии перехода Гучкова в решительную оппозицию власти пытался разобраться Мельников, утверждавший, что тот «был чрезмерно самолюбивым и честолюбивым… Ему непременно надо было привлечь к себе особенное внимание, резко выдвинуть свою фигуру, встать на высокий пьедестал» ^[65]. Генерал Лукомский писал: «Начал он борьбу с военным министром Сухомлиновым и прибегал иногда к недопустимым приемам. Затем возненавидел Государя и позволял себе недостойные выходки» ^[66]. Именно Гучков вбросил в общественное мнение тему управляющих Николаем «темных сил» и «распутинщины».

Во время войны Гучков ездил представителем Красного Креста в Восточную Пруссию, бросился в создание организаций помощи фронту, формировал Военно-промышленные комитеты. Однако очень быстро патриотический подъем Гучкова стал сменяться «патриотической тревогой». В речи 25 октября 1915 года Гучков заявил о необходимости пойти на «прямой конфликт с властью», неумолимо ведшей страну «к полному внешнему поражению и внутреннему краху» ^[67]. В это же время охранное отделение зафиксировало его слова: «Если я не умру раньше, я сам арестую царя» ^[68].

Генерал от инфантерии Павел Григорьевич Курлов уверял, что «Россия обязана Гучкову не только падением Императорской власти… но и последующим разрушением ее как великой мировой державы» ^[69]. Генерал-майор отдельного корпуса жандармов Александр Иванович Спиридович назвал его «величайшим из политических интриганов» ^[70].

А тогда — утром 2 марта — он был в ужасе от состояния Петроградского гарнизона и страшно возмущен тем, что Совет запретил распространение его прокламации, призывавшей к укреплению обороноспособности для победы над врагом. Ознакомившись с 8 пунктами и декларацией, Гучков устроил скандал и заявил о намерении уйти в отставку. В результате демарша Гучкова договоренности с Советом повисали в воздухе.

Тем утром Гучков успел не только торпедировать (хоть и не на долго) 8 пунктов, но и выступить с серьезной инициативой, озвученной уже своим — без ушедших представителей Совета. Шульгин в мемуарах вложил в его уста решительные слова:

— Положение ухудшается с каждой минутой… Без монархии Россия не может жить. Но, видимо, нынешнему Государю царствовать больше нельзя. Я предлагаю немедленно ехать к Государю и привезти отречение в пользу наследника ^[71].

Если не знать, что Гучков занимался свержением Николая уже не один год, действительно можно было предположить, что идея впервые его осенила. Милюков, который был о заговоре осведомлен, определил настроение Гучкова в тот момент немецким словом Schadenfreude, которое лучше всего перевести как злорадство, свойство, которое неоднократно замечали в Гучкове. «Низложение Государя было венцом этой карьеры, — констатировал новоиспеченный министр иностранных дел. — Правительство не возражало и присоединило к нему по его просьбе в свидетели торжественного акта В. В. Шульгина» ^[72].

После демарша Гучкова переговоры делегатов от Исполкома Совета с думским Временным комитетом продолжились. Большевики, не участвовавшие в переговорах из-за принципиального нежелания «торговаться с буржуазией», воспользовались случаем, чтобы провести заседание Бюро ЦК. «Первым пунктом повестки дня стала организация большевистской печати. Шляпников, Молотов и Залуцкий постановили возобновить выпуск газеты «Правда», прерванный в 1914 году ^[73], — вспоминал Шляпников. Пункт второй — позиция на заседании Совета, где должны были утверждаться вчерашние решения Исполкома об организации власти (8 пунктов). Постановили: попытаться их завалить — всем выступать.

Заседание Совета рабочих и солдатских депутатов открылось часа в два дня. Докладчиком от Исполкома о результатах переговоров с Временным комитетом выступал Стеклов, в выступлении которого родилась популярная позднее формула «постольку-поскольку»: поддерживать правительство постольку, поскольку оно реализует революционную программу в интересах трудящихся ^[74].

Едва Стеклов завершил под бурные аплодисменты свое выступление, как в зале появился Керенский и стал пропихиваться в президиум. Не преуспев в этом, он вскарабкался на ближайший стул и мистическим полушепотом заговорил.

— Доверяете ли вы мне? — спрашивал Керенский.

— Доверяем, — раздавалось в ответ.

— Я говорю, товарищи, от всей глубины сердца, я готов умереть, если это будет нужно. Ввиду организации нового правительства я должен был дать немедленно, не дожидаясь вашей формальной санкции, ответ на сделанное мне предложение занять пост министра юстиции. Товарищи, в моих руках находились представители старой власти, и я не решился выпустить их из своих рук! ^[75]

Собрание, только что приветствовавшее доводы Стеклова о неучастии советских лидеров в правительстве, устроило Керенскому овацию, согласившись на его вхождение в правительство. Керенский покинул зал заседания Совета и больше в нем почти не появлялся.

Зал утих, начались прения. Молотов обвинил руководство Совета в сделке с буржуазией и полном отсутствии в изложенных думцам требованиях таких главных для рабочего класса и крестьянства положений, как установление республики, прекращение войны, решение земельного вопроса.