Самозванец - Теодор Мундт Страница 112

– Ее похищают! Ее похищают! – истерически закричал Люцельштейн.

Однако, не обращая внимания на этот крик, Ниммерфоль погнал лошадей.

Ярко начищенный медный таз, прибитый у дверей одного из домов, указывал на то, что это квартира доктора. Карета остановилась, Эмилия выскочила из нее и, столкнувшись с самим врачом, крикнула:

– Доктор, бога ради, берите сейчас же все ваши инструменты и едем к опасно раненному.

– Инструменты со мной, я собирался навестить пациента, – отозвался врач.

– Прежде всего вы едете со мной! – не допускающим возражений тоном заявила Эмилия.

Врач пожал плечами и покорно полез в карету; последняя быстро покатила и через две минуты доставила их к ручью, у которого лежал Лахнер.

– Жив еще? – спросил фельдфебель Биндера.

– Боюсь, что он не долго поживет, – ответил Биндер. – Наверное, шпага этого мерзавца задела сердце.

Эмилия испуганно вскрикнула.

Врач иронически посмотрел на Биндера и произнес:

– Если бы сердце было затронуто, то больного уже давно не было бы на свете. Ну-с, посмотрим, что тут можно сделать.

Лахнер был без чувств, он стонал и метался в бреду.

– Палачи, – улыбаясь сказал врач, опускаясь на колени около больного и торопливо развязывая повязку. – Рана, по всей видимости, не опасна для жизни, но вы так стянули ему грудь, что ему нечем было дышать. Ведь это ужасная боль.

Он освободил раненого от повязок, тщательно осмотрел рану, промыл ее, заклеил пластырем и наложил сверху влажный платок.

– Что скажете, доктор? – тревожно спросила Эмилия.

– Я не могу сейчас в достаточной степени исследовать рану, потому что она очень болезненна, – ответил врач. – Насколько мне кажется, шпага ударилась в ребро и скользнула вбок. Какие органы задела она при этом боковом движении, сейчас сказать нельзя. Но для жизни больного это не грозит, вопрос идет только о большей или меньшей продолжительности выздоровления. Прежде всего его следует отнести на носилках в такое место, где за ним будут хорошо ухаживать…

– Я помещу его у себя, – заявила Эмилия.

– А носилки можно будет заменить парой плащей, – заявил Вестмайер. – Нас четверо, этот парень тоже поможет.

– Я тоже помогу, – решительно заявила Эмилия.

– Да и я помогу, – сказал врач.

– Ну, так чего же лучше?

На два сложенных плаща набросили свежесорванной травы, осторожно положили на них Лахнера, и все семеро взялись за концы плаща. Впрочем, Вестмайер сейчас же попросил Эмилию оставить плащ и поддерживать Лахнера за голову, что она и исполнила с большим удовольствием.

Навстречу этой процессии вышли старый Радостен и Люцельштейн. Услыхав, что дело касалось раненого, а никакого похищения баронессы не было и в помине, Люцельштейн скорчил гримасу, но старик решительно заявил, что он рад дать приют бедному пострадавшему.

Доставив раненого в дом, Ниммерфоль обратился к Радостину:

– Господин барон, нам необходимо сегодня же добраться до Находа, а наши лошади утомлены. Когда они отдохнут, вы увидите, какие это благородные животные. Так не согласитесь ли вы обменять нам их на более свежих?

Радостен ничего не имел против исполнения этой просьбы и дал разрешение выбрать на конюшне пару лошадей.

Расставаясь, Биндер отвел Эмилию в сторону и сообщил, что Лахнер пострадал на дуэли с Ридезелем, что это случилось во время исполнения им, Лахнером, важного поручения, что Лахнер по-прежнему служит в гренадерах, а потому ему ни в коем случае нельзя попасться в руки пруссаков. Он просил баронессу поберечь больного и сохранить секрет.

– Да хранит вас Бог! – ответила ему Эмилия. – Верьте, что я все сделаю для сохранения жизни и безопасности дорогого больного.

Гренадеры на свежих лошадях поскакали к Находу.

X. Шпион

Наши путешественники сразу отыскали указанную им гостиницу «Деревенская роза» и остановились там. Лошадей увели на конюшню, Гаусвальд и Вестмайер отправились к ним, а Биндер и Ниммерфоль прошли в общий зал. Там было очень много прусских солдат, и наши друзья с трудом приискали себе местечко.

Не успели они выпить по глотку вина, как к ним подошел хозяин и, отозвав Ниммерфоля в сторону, спросил, не ждут ли они кого-либо.

– Да, ждем, – ответил тот.

– А как зовут того, кого вы ждете?

– Даниилом.

– Верно! В таком случае прошу вас пожаловать в приготовленную для вас комнату.

Хозяин отвел их в отдельную комнату и там в осторожных выражениях дал понять, что ему известна цель их прибытия: они – друзья барона, взятого в плен пруссаками, а следовательно, враги пруссаков, он же сам по-прежнему верен австрийской императрице и надеется, что пруссаки скоро уберутся отсюда; поэтому он и рад услужить им.

– Однако молодец этот Даниил, – тихо сказал Ниммерфоль Биндеру, когда хозяин ушел, – он сумел уверить этого болвана, будто его хозяин действует в интересах австрийцев. Даниил и не ожидает, что сам попадет в эту ловушку.

– И не мы будем теми, кто разуверит его… до поры до времени, – подхватил Биндер.

– Кстати, представь себе, что я видел человека, которого давно считал погибшим. Ты, вероятно, помнишь историю гренадера Плацля?

– Это – предшественник Лахнера по исследованию тайны черной кареты?

– Вот-вот! Плацль бесследно исчез вместе с каретой, и мы совершенно потеряли его из виду. Только что, как раз в тот момент, когда к нам внизу подошел трактирщик с вопросом, не ждем ли мы кого, я заметил прусского солдата, как две капли воды похожего на Плацля. Я хотел было окликнуть его, но потом меня взяло сомнение: ну как Плацль попадет к пруссакам?

– Это, вероятно, не он, – сказал Биндер.

– Нет, это он! – воскликнул прусский солдат, распахивая дверь в комнату и бросаясь в объятия Ниммерфоля. – Дорогой мой, как я счастлив, что вновь вижу тебя!

– А все-таки, по-моему, ты не Плацль, – сказал Ниммерфоль. – Тот был одет в белый мундир австрийских гренадеров, а не в мундир прусского фельдфебеля.

– Полно, друг, разве ты не знаешь, какие шутки шутит над нами иногда судьба? Сейчас я служу прусской армии, но не собираюсь до скончания дней оставаться в ней. Ну, а ты? Ты больше не служишь?

– Ты видишь, что я в штатском!

– Что ты здесь делаешь? Где живешь? Почему ты не служишь императрице, если вспыхнула война?

– Я отвечу тебе на все эти вопросы не раньше, чем ты объяснишь мне, почему ты служишь.

– Сейчас мне некогда, но через час я приду к тебе и расскажу все подробно.

– Скажи мне одно: неужели ты поступил к пруссакам по личной склонности и доброй воле?