Эдгар По - Андрей Танасейчук Страница 11

В 1811 году, когда Эдгар вошел в семью, Джону Аллану шел тридцать второй год. Его жене Фрэнсис было двадцать семь. Они были женаты уже восемь лет, но детей у них не было. Винить в этом он мог только свою супругу: «на стороне» в разное время и от разных женщин у него были дети — мальчик и девочка. Но Фрэнсис была бездетна и очень страдала от этого. Поэтому он, конечно, не мог не понять тех чувств, что вспыхнули в душе супруги при виде несчастного отпрыска актрисы, и поддержал ее стремление взять ребенка к себе. Причем его не остановило то обстоятельство, что, как свидетельствуют некоторые биографы, дела фирмы в это время отнюдь не процветали и он даже подумывал свернуть бизнес. «Лишний рот» был, конечно, обузой, но не такой, чтобы противостоять желанию жены. Следовательно, жестокосердие Джона Аллана явно преувеличено. Было и еще одно обстоятельство, которое мешало ему поступить иначе: в свое время он сам познал, что такое сиротство, и не мог не сочувствовать мальчугану.

Джон Аллан, конечно, сыграл огромную роль в судьбе поэта, и познакомить читателя с этим человеком необходимо.

Как мы уже отмечали, почтенный торговец обзавелся новым членом семьи в возрасте тридцати одного года. В отличие от всей семьи он не был американцем по рождению. Он был шотландцем, родился в 1780 году на юго-западном побережье в графстве Эйршир, в деревеньке под названием Дандоленд, в семье потомственных мореплавателей. Довольно рано остался без родителей. Ему еще не было пятнадцати, когда одного, без взрослых, его отправили через океан к дяде в Ричмонд. Дядя (брат матери), Уильям Гэльт, был одним из ведущих местных торговцев (за двадцать лет до этого проделал тот же путь, что и племянник). Он торговал виргинским табаком с Британией и Европой, а оттуда завозил товары, на которые существовал спрос у южан-плантаторов. Первые годы в Америке молодой Аллан подвизался в фирме дяди, но по прошествии пяти лет решил обзавестись собственным бизнесом. Уильям Гэльт не только не препятствовал своему родственнику, но и предоставил тому кредит, и вот уже в ноябре 1800 года фирма «Эллис и Аллан» начала свою деятельность. Партнером Аллана стал товарищ по службе в предприятии дяди Чарлз Эллис. Каждый внес в уставный капитал компании по тысяче фунтов стерлингов.

Свой бизнес партнеры начали в удачное время. Спрос и цены на виргинский табак в Европе были высоки, а конкуренция — напротив: плантаторы-южане, производившие табак, считали ниже своего достоинства заниматься торговлей. Янки еще только создавали и осваивали собственные североамериканские рынки, а на Юге разворачивали свои дела пришлые, в основном ирландцы и шотландцы, такие же предприимчивые, как Уильям Гэльт и Джон Аллан. Дело спорилось, да и дядя помогал — где советом, а где и связями. Основными партнерами фирмы были торговцы из Шотландии и Англии (из Лондона и Ливерпуля), а также из Португалии (известно, что в 1811 году Дж. Аллан несколько месяцев провел по делам в Лиссабоне).

В 1804 году Дж. Аллан натурализовался (то есть стал американским гражданином). За год до этого, 5 февраля 1803-го, он сочетался браком с мисс Фрэнсис Киллинг Валентайн, родившейся в Ричмонде. Какое-то время они жили вдвоем, а затем (вероятно, по смерти родителей жены) к ним присоединилась незамужняя старшая сестра Фрэнсис — мисс Энн Валентайн, известная биографам поэта как «тетушка Нэнси», которую (как и свою приемную мать) Эдгар очень любил и которая тоже была весьма к нему привязана.

Несмотря на то что в обретенной семье мальчик был окружен заботой и лаской, статус его был все же сомнителен. Хотя в начале января 1812 года Эдгара крестили (сын актрисы крещен не был: мать то ли не успела, то ли не нашла сил для этого) и второе имя — Аллан — он получил в честь приемного отца, тот не усыновил его формально. Нет сомнения, что миссис Аллан очень хотела, чтобы ее приемный сын приобрел официальный статус — с соблюдением всех необходимых юридических формальностей. Но супруг не спешил с этим. В чем заключалась причина? Многие биографы поэта видели в данном обстоятельстве красноречивое свидетельство недоброжелательной предубежденности мистера Аллана в отношении пасынка. Исключать некоторую предубежденность, конечно, нельзя. Но едва ли ее можно считать недоброжелательной. Люди той эпохи имели слабое представление о механизмах наследственности, но знали, что «яблоко от яблони недалеко падает». В этом смысле рассудочного мистера Аллана понять можно: в его восприятии Эдди (или Нед, как часто звали в семье будущего поэта) — сын, внук и правнук актеров, отпрыск алкоголика и скандалиста (о характере и пагубных страстях Дэйвида По он знал), сын женщины, не отличавшейся высокой нравственностью. Где-то в закоулках сознания протестанту, пресвитерианцу Аллану (человеку довольно религиозному) мальчик вполне мог представляться неким «ящиком Пандоры». Но едва ли именно это отвращало от официального признания. Проблема, точнее целый ряд проблем, заключалась в другом. Прежде всего, торговец все-таки продолжал надеяться, что в будущем жена сможет зачать и родить собственного ребенка: несмотря на слабое здоровье, она была еще молода. Официальное признание Эдгара Аллана приемным сыном, безусловно, ущемляло права возможных будущих наследников (или наследника). Не было ясности и с отцом пасынка (судьба его была достоверно неизвестна): а вдруг он жив и со временем предъявит свои права на сына? Определенную (прежде всего процедурную) сложность представляло и неизбежное взаимодействие с родственниками — дедушкой, бабушкой, дядьями и тетками приемыша, проживавшими в Балтиморе и Филадельфии. Необходимо было заручиться их согласием. Хотя, насколько можно судить по письмам, которые в 1812 и 1813 годах миссис Аллан получила от Элизы По, тетки поэта, никто из тамошних родственников вовсе не горел желанием принять маленького Эдгара в свою семью. Скорее, напротив — испытывали признательность к госпоже Аллан и госпоже Маккензи за заботу о младших детях актрисы. Им вполне хватало забот со старшим — Уильямом Генри Леонардом ^[18]. Но юридическая процедура требовала взаимодействия с ними, следовательно — времени и денег. Едва ли расчетливый торговец желал этого.

Можно предположить, что все эти соображения (или хотя бы часть из них) были ведомы миссис Аллан. И она Скрепя сердце вынуждена была согласиться с ними (хотя, видит Бог, душа ее желала иного) и не настаивала.

Муж ее, человек очень занятой, относился к мальчику хорошо, причем оплачивал расходы не только на одежду, но, возможно, по собственному почину покупал ему и игрушки, заботился о его здоровье, ездил с ним в экипаже на загородные прогулки. Обо всем этом нетрудно узнать, ознакомившись с эпистолярным наследием Дж. Аллана ^[19], особенно с его письмами партнеру по бизнесу Ч. Эллису, с которым он был весьма доверителен и нередко обсуждал домашние дела, в том числе писал и об Эдгаре. А если и не испытывал особого желания играть и возиться с ним в выходные и праздники, то это можно отнести к общей сдержанности его характера. По крайней мере так могла думать Фрэнсис, и, скорее всего, она была недалека от истины.