"Крестный отец" Штирлица - Иван Просветов Страница 11

Тем, что японцы вербовали осведомителей, прислугу, переводчиков среди корейцев, пользовалась еще царская контрразведка, большевистская разведка в годы интервенции и чекисты после победы советской власти. У ПримГПУ имелись агенты-корейцы среди обслуживающего персонала японского генерального консульства. «Особенно нам помог молодой парень Ким, — вспоминал Дмитрий Федичкин. — Он много видел и многое знал о работе консульства и о делах его сотрудников. А его не замечали, как не замечают вещь в доме, предназначенную лишь для того, чтобы служить господину». В 1923 году благодаря сигналу от Кима (разумеется, лишь тезки Романа Кима) чекистам удалось задержать во владивостокском порту японского разведчика — бывшего белого офицера, шпионившего в Приморье под видом коммивояжера или странствующего монаха. Разведчика пытались вывезти за границу в дипломатическом багаже.

Степень участия Кима во всех этих разоблачениях неизвестна. По всей вероятности, он не только пользовался своими знакомствами среди японцев, но и был вовлечен в работу с корейской агентурой.

ПримГПУ удалось установить, что секретарь японского общества во Владивостоке, правление которого объединяло представителей крупнейших торговых фирм, является резидентом разведки. Агентурная сеть была нацелена на сбор сведений о воинских частях в Приморье и во Владивостоке, вплоть до выяснения, сколько корейцев служит командирами в Красной армии. Чекисты разом ликвидировали ее в марте 1924 года, арестовав еще и коммерсанта, руководившего работой агентов. Он оказался бывшим начальником штаба японской военной разведки во Владивостоке.

Если Ким, обосновавшись в Москве, и узнал об успешном завершении операции, то вряд ли сожалел о своем неучастии.

* * *

В феврале 1923 года Ким получил письмо от Отакэ. Бывший шеф сообщал: «Тохо цусинся» открывает корпункт в Москве, назначает его своим представителем, и он предлагает Роману должность секретаря. Ким доложил о письме начальству. Спустя три недели, после консультаций с Центром, Каруцкий ответил: надо согласиться и «выехать в Москву с целью агентурной разработки Отакэ». Пока руководство размышляло, Ким повторно получил приглашение — на этот раз через Хироока, корреспондента «Тохо» во Владивостоке. Уезжать он не хотел, не желая ломать только-только начатую карьеру япониста, но последовал приказ — ехать.

Ким успел прочитать в университете одну-единственную лекцию. Сохранился отзыв декана восточного факультета Гребенщикова от 10 мая 1923 года: «Серьезное знакомство с первоисточниками по японскому и китайскому языкам, уменье распоряжаться материалами, правильный научный подход к таковым, наличие критического отношения к источникам — вот те основные элементы подготовленности Р.Н. Кима, выявленные им в своей пробной лекции. Считаю, что лекция проведена весьма удовлетворительно и что в лице Р.Н. Кима восточный факультет приобретает вдумчивого и серьезного работника». ^[8] В том же мае «вдумчивый работник» распрощался с альма-матер и, получив от Хироока весьма весомое жалованье и подъемные (около 500 рублей золотом в пересчете на довоенный рубль), отбыл в Читу. Там он встретился с Отакэ, прибывшим из Харбина. И Отакэ, и Ким были с женами. «Ким мне говорил, что работает в ГПУ и засекречен, а что делает, не говорил, — вспоминала Зоя Заика. — Полагаю, что он ехал в Москву по заданию ГПУ».

В столице все вместе сначала поселились в гостинице «Княжий двор», позже Ким снял для себя и супруги квартиру на Трифоновской улице. Через неделю по прибытии его вызвали на Лубянку — к самому Артузову, создателю контрразведывательного отдела Главного политического управления РСФСР (Объединенное ГПУ появится в ноябре 1923 года после образования СССР).

«В маленькой комнате на диване лежал одетым усталый сонный мужчина средних лет, а рядом на стуле, задом наперед, сидел и курил мужчина помоложе, брюнет, раскосый… Лежал Артур Христианович Артузов, а сидел Миша Горб, тогдашние руководители нашей разведки. Мне шел двадцать пятый год, я был недурен собой и одет в мой лучший костюм, что особенно бросалось в глаза на фоне толстовок и тапочек московских студентов. На лице Горба отразилось явное недоброжелательство. Артузов, напротив, с видимым интересом принялся рассматривать меня и мой костюм, не скрывая доброжелательную улыбку.

— Ну, давайте знакомиться. Рассказывайте все о себе. Не тяните, но и не комкайте. Я хочу знать, из какой среды вы вышли.

Я рассказал все честно и прямо о своем происхождении. Горб нахмурился и окончательно помрачнел…

Выслушав мой рассказ, Артузов обратился к Горбу:

— Ладно, ладно, Миша, все проверим, все в наших руках. Но товарища мы к делу пристроим. Испытаем в работе, а там будет видно…» Разговор этот в действительности случился не с Кимом, а с будущим разведчиком-нелегалом Дмитрием Быстролетовым в 1925 году, и не на Лубянке, а в одном из московских особняков. Но с приезжим из Владивостока все могло быть ровно так же, и при встрече мог присутствовать Иоган Тубала, ведавший у Артузова контрразведкой на японском и китайском направлениях. Ким ничуть не походил на потенциального контрразведчика — задумчивый юноша с мягкими чертами лица, такие нравятся романтическим барышням. Происхождение, мотивы вызывают вопросы. Но имеются рекомендации, и начальник КРО умел разбираться в людях (в дальнейшем Ким познакомится и с Михаилом Горбом, у них даже будут совместные дела).

Как объяснил Артузов, Отакэ Хирокити «прибыл в качестве неофициального дипломатического представителя с целью подготовить почву для открытия японского посольства». Задача Кима — знакомиться со всей корреспонденцией Отакэ и следить за связями, которые он устанавливает в Москве. При возможности осторожно обрабатывать японца «в просоветском духе». После этой установочной беседы Ким иногда встречался с Артузовым, но в основном «был на связи у Шпигельглаза». ^[9] С 15 июня 1923 года он числился переводчиком 5-го (восточного) отделения КРО ОГПУ. Должность была условной, хотя подразумевала знание иностранных языков — так оформляли многих негласных сотрудников ОГПУ и разведчиков-нелегалов.

В Москву Ким привез рукопись «О фашизме в Японии». Работая с японской прессой в белой контрразведке, «ПримТА» и «Тохо», он собрал богатый материал об ультраправых организациях Страны восходящего солнца. Если не обращать внимания на стилистику, типичную для тех лет, все равно заметно, насколько претит автору активность японских «профессионал-патриотов» (пропаганда национального превосходства и беспредельной верности императору, агрессивность ко всем поддавшимся «заморским опасным веяниям», особенно рабочим, отстаивающим свои права) и покровительственное отношение к ним со стороны властей. Статью публикует «Новый Восток» — журнал Всероссийской ассоциации востоковедения.