Мария Антуанетта - Елена Морозова Страница 11

Впрочем, наследника ждали не от него, а от дофина, но тот продолжал обходить супружескую постель стороной. Мерси, в курсе всего, что происходило в спальне молодых супругов, писал Марии Терезии, что, застав однажды вечером дофину в слезах, Людовик, утешая ее, пообещал непременно сделать ее своей женой «по-настоящему», и только заботы о здоровье вынуждают его откладывать эту минуту. По словам посла, молодой Людовик считал, что «мужчина, вступивший в брак в раннем возрасте, рискует стать распутником, а дети, зачатые слишком юным отцом, рождаются слабыми и долго не живут». Всё же перемены были. При отсутствии супружеской близости между Людовиком и Марией Антуанеттой установилась близость дружеская, и теперь перед сном они иногда разговаривали: она жаловалась на бессмысленный и суровый этикет, он рассказывал ей про охоту и про свое увлечение слесарным делом. Слушая рассуждения юного Вулкана, юная Венера вспоминала слова матери: «Не доверяйте никому, кроме вашего супруга, но прежде проверьте, каков его характер».

В ноябре 1773 года король устроил брак своего последнего внука — графа д'Артуа. «У него будет такой же многочисленный двор, как и у графа Прованского. Но ему надобно иметь подле себя людей разумных и взвешенных. Хотя мой брат и очень мил, однако у него слишком горячая голова», — писала накануне свадьбы Артуа Мария Антуанетта матери. А Мерси добавлял: «Молодой принц грубо разговаривает с министрами и никого не уважает. <…> Многие отмечают его неумеренность в спиртных напитках и пристрастие к азартным играм». Невесту «горячей голове» тоже нашли в Савойском доме. Тереза, младшая сестра Жозефины, низенькая, грузная, с длинным носом, не могла составить конкуренцию Марии Антуанетте и претендовать на первую даму Версаля. Хотя некоторые хвалили ее ослепительно белую кожу, обходительные манеры и умение «доставлять удовольствие» супругу, стройному и обворожительному Артуа. Точнее, красавец Артуа умел получать удовольствие от ночей, проведенных в супружеской спальне. И не только в ней, ибо его любезный и легкий характер нравился женщинам, и они, если верить современникам, никогда не отказывали ему. У Артуа родится первый в молодом поколении Бурбонов ребенок. Когда он подрастет, по характеру он будет напоминать своего дядюшку, Людовика XVI.

Между братьями никогда не было особо теплых отношений, но после свадеб все трое вместе с женами стали проводить сообща много времени. В обычай вошли совместные ужины в апартаментах графини де Прованс: тогда для сотрапезников главным становились не блюда, а болтовня, кокетство и смех. Громче всех смеялся дофин, и Прованс называл его хохот «гомерическим», на что Людовик, обычно весьма обидчивый, отвечал еще более громким смехом. Иногда, по приглашению молодежи, к веселой шестерке присоединялись принцесса Елизавета и королевские дочери. Эти трапезы напоминали Марии Антуанетте патриархальные домашние вечера в Шёнбрунне, поэтому, установив обычай неофициальных семейных ужинов, она постаралась сохранить его. Постепенно вырисовывались контуры нового двора, главное отличие которого заключалось в приватности жизни первых лиц государства. «Все вместе мы самая настоящая семья, и я надеюсь, это поможет нам в будущем избежать ненужных раздоров», — радовалась Мария Антуанетта, слушая шуточки Артуа, которые Прованс называл «закусками». Устраивая музыкальные вечера, дофина играла на арфе и пела — к удовольствию обеих принцесс. Однако и игру, и пение дофины многие считали дилетантскими.

Три принцессы придумали еще одно развлечение. В своем кругу они решили ставить небольшие спектакли, комедии, и показывать их единственному зрителю — Людовику, который категорически отказался выходить на сцену в качестве актера. Опасаясь цензуры со стороны теток и запрета со стороны короля, молодые люди хранили новую забаву в секрете, что само по себе доставляло им великое удовольствие. Прованс, всегда блестяще знавший не только свою роль, но и все остальные, подсказывал слова. Артуа учил роли кое-как, зато умел импровизировать. Принцессы играли плохо; Мария Антуанетта плохую игру искупала живостью и той откровенной радостью, которую доставляли ей эти сценки. И все вместе радовались, наряжались в костюмы и изображали комических слуг и влюбленных субреток. Устраивая «тайные» представления, юные наследники трона бросали вызов скучному состарившемуся двору с его неповоротливым этикетом и наслаждались собственной дерзостью. «Пока вы вместе, мало кто осмелится сеять между вами раздор», — читала дофина в письме матери, от радости пропуская предупреждение, кое умудренная опытом императрица не преминула сделать: «Но как только вы охладеете друг к другу, вы тотчас ощутите нежелательные последствия сего похолодания».

Если оставить в стороне историю с признанием фаворитки, легкость бытия дофины не нарушалась ничем, кроме одной-единственной проблемы: она по-прежнему оставалась девственна, брак не свершился, все об этом знали, а супруга ее такое положение, похоже, нисколько не беспокоило. Понимая, что, пока брак не свершится «по-настоящему», она не может быть уверенной в своем будущем, Мария Антуанетта старалась обратить на себя внимание супруга, угодить ему, сделать ему приятное. Тот тоже шел ей навстречу и, как пишет Э. Левер, однажды даже заявил, «что будет одобрять все, что послужит ей развлечением, и никогда не будет ни в чем ее стеснять». (От своего обещания он не отступится никогда, даже когда поймет, что даровал жене свое молчаливое разрешение на любовь к другому.) Физическая сторона любви, скорее всего, была ему не важна, тем более что по причине определенного недостатка его органа, который, по выражению Ги Бретона, «должен был осуществить династические надежды Франции», соитие вызывало у него острую боль. Желая уязвить брата, граф Прованский громогласно рассказывал всем, сколько раз за ночь он удовлетворил супругу, и постоянно намекал на ее беременность.

Интимная жизнь коронованных особ вызывала пристальное внимание и двора, и народа, ибо отсутствие прямых наследников престола всегда ввергало страну в беды и катаклизмы. Поэтому граф Мерси подробнейшим образом докладывал императрице о протекании менструаций у дофины, а испанский посол граф д'Аранда в своих донесениях двору откровенно и по-медицински обстоятельно рассуждал о физических недостатках дофина. Он пристальнее всех следил за перипетиями интимной жизни молодой пары. Испанские Бурбоны (младшей ветви) в свое время подписали отказ от короны Франции, и, если все внуки Людовика XV оказывались бездетными, корона должна была перейти к Орлеанской династии, а этого испанские Бурбоны допускать не собирались.

Дофина уверенно приспосабливалась к миру, именуемому Версалем, и он все больше ей нравился. Особенно веселыми и уютными оказались его отдаленные уголки — Фонтенбло, Шуази, Марли, Ла Мюэт, Компьень. Но чтобы сохранить его, ей надо было стать «настоящей» женой дофина и нравиться королю. Она начала читать и под руководством аббата Вермона попыталась осилить записки Летуаля, посвященные царствованию Карла IX, Генриха III и Генриха IV. Желая угодить супругу, она попробовала прочесть любимое сочинение Людовика — «Историю Англии» Дэвида Юма, попыталась разобраться в польском вопросе и в отношениях Франции со Швецией, с которой летом 1772 года подписали договор о субсидиях. Людовик XV пресек ее желание заняться политикой. «Нам с вами не следует говорить о событиях в Польше, ибо ваши близкие не разделяют нашего мнения о них», — ответил он по поводу Польши. Об отношениях со шведским королем Густавом III (совершившим на французские деньги государственный переворот) он не стал разговаривать вовсе, намекнув, что на этот вопрос у него с ее братом-императором взгляды очень разные.