Гамсун. Мечтатель и завоеватель - Ингар Слеттен Коллоен Страница 11

Кнут доверил свое последнее желание Друде. Она сказала, что понимает его. Ему удалось через посредника продать свои часы. Для поездки в бордель было необходимо заказать экипаж, так как Гамсун был слишком слаб, чтобы дойти туда. Но в назначенное утро экипажа он так и не дождался. К нему в комнату вошла Друде и сообщила, что отпустила экипаж…

Наступил вечер, а потом и ночь. Тридцатисемилетняя Друде, мать шестерых детей, все это время ухаживала за ним. В то утро, согласно письму Гамсуна его другу Эрику Скраму, написанному четырьмя годами позднее, у него появилась возможность совершить грехопадение. Предложение было получено абсолютно недвусмысленное.

Но он не захотел. «Если бы она не сама предложила себя, а я бы умолял ее об этом, то сложно было бы ручаться за то, что могло произойти», — доверительно поведал он товарищу.

Был Иванов день, и Гамсун попросил Друде Янсон раздвинуть шторы, зажечь лампы, много ламп. Она сказала, что совершенно не понимает его, и спросила, не сошел ли он с ума. Он сказал ей, что любит свет…

«Однажды ночью я поджег гардины», — признался Гамсун своему товарищу Эрику Скраму.

Творчество ценой жизни

В конце июля 1884 года Гамсун возвращается в Норвегию через Нью-Йорк, Белфаст, Ливерпуль и Гуль. Добрая душа Кристофер Янсон приложил все усилия для того, чтобы собрать необходимую сумму денег на это длинное путешествие. Гамсуну исполнилось двадцать пять лет. Если ему суждено вскоре умереть, то лучше уж умереть, занимаясь творчеством у себя на родине.

В Кристиании его обследовали. Известный врач не сомневался, что он вполне может пережить зиму, а вот весна как раз может стать роковой. Доктор советовал пациенту воздерживаться от работы, избегать физических и интеллектуальных нагрузок, хорошо питаться, глубоко вдыхать сухой воздух, много отдыхать. Врач порекомендовал несколько хороших санаториев, где многим удавалось успешно избавляться от легочных хворей.

Но у Гамсуна не было средств. А некоторые из этих санаториев находились в Вальдресе, неподалеку от тех гористых мест, где он родился. И он решил отправиться именно туда.

Правда, отдыхать ему не придется, ему необходимо работать, иначе не на что будет жить и он умрет от голода или от холода.

Если же он будет усердно работать, то, возможно, ему удастся скопить достаточно крон, чтобы встретить опасную весну подготовленным, — тогда, по крайней мере, он сможет позволить себе хоть немного отдохнуть.

В столице он обошел редакции многих газет и журналов, — на этот раз редакторы некоторых из них хоть что-то слышали о нем, в противоположность тому времени, когда он вернулся из Америки в 1880 году и пробыл в Кристиании часть зимы и весну. Интерес они проявляли главным образом к его статьям, касающимся пребывания в Америке, а не к стихам и новеллам.

Поселившись в Вальдресе у одной вдовы, Гамсун самозабвенно погрузился в творчество, тратя на это все свои силы, полностью и без остатка, вполне отдавая себе отчет, что это может приблизить смерть. Врачи объяснили ему, что если туберкулез перейдет в закрытую форму, то он сможет выиграть месяцы и даже годы. Но всякий раз, когда он кашлял, становилось ясно, что открытая форма сохраняется. Он никак не мог избавиться от этого. Когда его охватывала волна вдохновения, он работал вплоть до того, что потом падал от изнеможения лицом на свои рукописи, совершенно измученный или, еще хуже того, весь в холодном поту, ознобе, корчился от приступов кашля.

Гамсун переработал тексты прочитанных им лекций и отредактировал свои американские записки. Кроме того, написал статьи о Сенеке, святом Павле, Кристофере Янсоне, особом ритме огромного города Нью-Йорка, об изобретателе сборника псалмов с электрическими буквами, который беспардонно его надул, о своих встречах с индейцем Косая Сажень, который явился на свет в результате того, что французский художник изнасиловал дочь великого вождя племени индейцев.

Больших усилий написание этих статей не требовало. За неделю он мог сотворить несколько подобных сочинений. Не дописав, он сгребал их в кучу, экономя время, и продолжал писать и писать дальше.

Он теперь был недоволен собой и своим творчеством. Стал весьма самокритичным после того, как пять лет назад написанное им вызвало насмешки в Копенгагене и Кристиании. Он отдавал себе отчет, что никогда не сможет догнать пишущую братию из буржуазных семейств, поскольку навсегда был лишен того, что было у них: он не сдавал экзаменов за среднюю школу, ему не довелось сидеть в университетских аудиториях, у него не было возможности для систематического чтения, он не мог черпать познания из домашних разговоров, с ранней юности посещать музеи, театры, концертные и оперные залы. Наверное, он никогда не сможет держаться так же независимо, как они, у него не будет печати благородства, которой они отмечены; у него нет той защищенности, которой обладают они от рождения.

Он пришел к выводу, что для того, чтобы превзойти их, он должен писать так, как еще никто на свете не писал до него.

Он мечтал, что создаст нечто великое, которое мгновенно, подобно вспышке молнии, вызовет всеобщее восхищение, что над ним засияют небеса, а он сам будет опьянен нарастающим торжеством, до тех пор, пока его гений не проявит себя в новом творении, а изумленная толпа не станет вопрошать: «Кто же это такой на самом деле?»

Он постоянно воображал всякие невероятные события, которые должны были случиться, если он выживет. Ведь он обладает поистине дьявольскими способностями, как он однажды поведал своему другу: «Для меня нет ничего непостижимого. То, что другие постигают с помощью каких-то теоретических подходов, все это я воспринимаю мгновенно, оно само как бы раскрывается передо мной. Именно эти вспышки озарения порой дают предчувствие того, что должно случиться» ^[31].

Гамсун корчился от приступов мучительного кашля, и ему все труднее и труднее было ощутить разницу между подлинными событиями и воображаемым миром. Он написал новеллу о смертельно больном человеке, который пытается убедить себя, сколь смехотворно цепляться за этот жалкий фарс, который именуется жизнью.

Когда редактор «Дагбладет» наконец перед самым Рождеством отдал в печать текст новеллы «Фрагмент одной жизни» и написал Гамсуну в письме, что он талантливый писатель, то это невероятно ободрило его ^[32]. Неужели он уже стоял на пороге признания? Может быть, теперь вся буржуазная публика: писатели, редакторы газет и журналов, а также и издатели — гадает, кто же скрывается за подписью «Неизвестный писатель»? Теперь уже не стоит прятаться в горной долине — скоро он будет знаменит. Ему следует показаться.

И он немедленно отправляется в Кристианию. Чтобы убедиться, что ничего не изменилось.

В жизни ему несколько раз доводилось проводить нерадостное Рождество, но это Рождество 1884 года было, пожалуй, самое горькое. Городской воздух был вреден для его легких, но у Кнута не было денег на обратный путь в горную долину. В конце концов ему пришлось униженно обращаться с просьбой о деньгах к тем, кто помог ему, когда он в прошлый раз был в столице.