Последний бой КГБ - Леонид Шебаршин Страница 11

Все совершенно верно. Эту позицию я разделяю полностью. Нам нужен закон и еще нужнее конкретные результаты в борьбе с преступностью. Разведка, противодействие шпионажу интересуют, но не волнуют народ. Его душат преступники, и народ многое простит тем, кто сможет его защитить от криминальной волны. Способен ли комитет это сделать? Не уверен. Преступность приняла такой размах, что остановить ее можно только чрезвычайными мерами на основе чрезвычайных законов. Власть растеряна и не сможет пойти на это. Власть напугана «демократами», расшатывающими остатки порядка во имя будущего правового государства. И может ли сам комитет работать эффективно?

Дальше Крючков говорил о партии: «Партия перестала бороться за авангардную роль в обществе. Недопустимо говорить о деполитизации – органы госбезопасности не могут стоять вне политики, отсиживаться в сторонке. Что касается департизации, то сам коллектив должен решать, быть ли партийным организациям в стенах госбезопасности. Никто не может лишить человека права состоять в партии. Я против департизации. Партийные организации оробели. Разве они не имеют права спросить коммуниста, как он работает? Надо идти в коллективы, проявлять великое терпение, участвовать в выборных кампаниях. Мы должны отстоять социализм».

Мои взгляды на положение и перспективы партии начинают заметно отличаться от взглядов председателя, и ему это известно. Я против того, чтобы партийные организации встревали, как это было раньше, в наши служебные дела, но думаю, что они могут играть полезную воспитующую и дисциплинирующую роль. Главное же не в этом – Крючков никак не может смириться с мыслью о том, что коммунистическая партия обречена на гибель, он полагает, что и органы госбезопасности могут погибнуть вместе с ней. Трудно себе представить, как сможет наше государство обойтись без партийного стержня. (На моем столе под стеклом постоянным напоминанием лежит листок бумаги со словами Дж. Кеннана: «Если что-нибудь подорвало бы единство и эффективность партии как политического инструмента, Советская Россия могла бы мгновенно превратиться из одной из сильнейших в одну из слабейших и самую жалкую страну мира». Он написал это в 1947 г.) И тем не менее партия уже погибла, ее добили те лицемерные, тщеславные и бездарные люди, которых она сама вырастила. Попытки возродить КПСС бесплодны, они подпитываются иллюзиями. Органы госбезопасности должны реформироваться из инструмента правившей партии в Национальный, чисто государственный институт. Может быть, так удастся сохранить разведку.

В ушах отчетливо звучат слова Владимира Александровича: «Зачем нам будет нужна разведка, если мы потеряем советскую власть?» Это когда-то сказал председатель КГБ Грузии А. А. Инаури. Крючков часто с горькой усмешкой его цитирует.

Скольжение по крутому склону продолжается…

За окном немного посветлело, не слышно стука капель по подоконнику. Пора обедать. Надо бы съездить на Лубянку, пообщаться за обеденным столом с коллегами – заместителями председателя, узнать новости, послушать Крючкова. Иногда во время обеда он говорит откровенно то, что на совещаниях не услышишь. Видно, что председателя одолевают тяжелые раздумья. Сегодня на Лубянку я уже не попаду – дорога в оба конца занимает полтора часа.

Нажимаю две кнопки, на пульте они слева вверху. Под одной написано «Кирпиченко» – надпись не менялась много лет, под другой – «Титов». Недавно на этом месте значилась фамилия Грушко. Вадим Алексеевич Кирпиченко и Геннадий Федорович Титов – первые заместители начальника ПГУ.

Кнопки вспыхивают почти одновременно неярким внутренним светом, в кабинете раздаются усиленные динамиком голоса:

– Добрый день, слушаю!

– Пообедаем? Через три минуты у входа! Дождя нет.

Обеденный ритуал заведен Крючковым: встреча у входа в главное здание, несколько десятков метров до столовой и после обеда десятиминутная прогулка на свежем воздухе.

Здание большим и неровным полукругом замыкает огромную площадь, ограниченную с противоположной стороны бетонным забором. В центре площади искусственный водоем и живописная группа высоких деревьев, затылком к водоему и лицом к кабинету начальника разведки скульптура Ленина – массивная голова на вытянутом вверх постаменте. Устремляются к небу 16 тонких флагштоков, на которых в торжественные дни полощутся флаги Советского Союза и всех 15 республик. Железные тросики под порывами ветра задевают металлические флагштоки, и раздается мелодичный разноголосый звон, словно идет неспешно верблюжий караван. (Азия навеки в моем сердце – я люблю этот звук.) Снизу ряд флагштоков подчеркнут длинной красной полосой, на полосе крупные и четкие буквы: «Имя и дело Ленина будут жить вечно». Площадь, дорожки аккуратно подметены, и лишь асфальт вокруг пруда усеян желтыми листьями.

Вот и мои спутники – невозмутимо спокойный, ладно скроенный и крепко сшитый Вадим Алексеевич и беспокойный, подвижный при всей своей внушительной фигуре Геннадий Федорович. Кирпиченко бурчит что-то неодобрительное по поводу мерзкой погоды. Титов охотно соглашается и скороговоркой развивает тему о том, как нам вообще не повезло с климатом.

Обедаем в «генеральской» столовой – чистые скатерти, картины на стенах и, самое главное, официантки. Руководящему составу – от заместителя начальника отдела и выше – не надо толочься в очереди с подносом в руках. Это явная привилегия, хотя котел общий для всех – и для генералов, и для лейтенантов, обедающих в зале по соседству. Тотальная борьба с привилегиями, захлестнувшая общество, не обошла и нас. Выяснилось, что цены в генеральской и обычной столовых одинаковые, а расходы на кормление первых больше, так как они включают зарплату официанток. Пошел ропот среди вольнонаемных, среди младших офицеров, подключились неистребимые остряки («Как мужик двух генералов и официантку прокормил»… и т. п.). Пришлось поднять для начальства цены на десять процентов, и повод для недовольства был снят.

Разговор, конечно, о делах. Говорит сегодня преимущественно Титов. У него живой, образный язык, богатая мимика. Такой заговорит любого. Геннадий Федорович рассказывает о Втором главке, где он побывал сегодня по деловому вопросу. Крючков уже кому-то дал понять, что думает взять Титова из ПГУ во Второе главное. Геннадию Федоровичу это стало мгновенно известно, и он приглядывается к своему будущему хозяйству. Доверительным быстрым шепотом, будто открывая тайну, Геннадий Федорович говорит нам: «Ну, конечно, подготовка у работников там куда хуже, чем в ПГУ, кругозор не тот. Не тот!» Геннадий Федорович – сложный человек. У него большой оперативный опыт, он умен, упрям, очень последователен, пользуется полным доверием Крючкова, всегда готов помочь товарищу. Но зачем это многословие? Зачем он так живо интересуется делами, которые его не касаются? Особенно кадровыми… И почему он все время трется около Крючкова?

Отобедали, расплатились (укладываюсь в полтора рубля) и неспешным шагом пошли по мокрой дорожке. Обелиск с надписью золотом: «Чекистам-разведчикам, отдавшим жизнь за дело коммунизма». Слева – здание, справа – яблоневый сад, мемориальная доска: «Сад заложен в честь 60-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции». На закладке сада присутствовал Председатель КГБ Ю. В. Андропов. Мероприятие было проведено по всем правилам партийного официального протокола: главный гость в окружении руководителей разведки, поодаль охрана из «Девятки», еще подальше, с лопатами в руках, перемазанные глиной, разрумянившиеся разведчики, сажающие яблони в заранее подготовленные ямы. Сад плодоносит, яблоки с его деревьев будут есть многие поколения людей, которые забудут и Андропова, и Крючкова, и Великую Октябрьскую социалистическую революцию, а возможно, и разведку.