Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века - Кирилл Соловьев Страница 10

Я в нем люблю ту страстность, с которой он всегда старался охранить марксизм теоретический и практический от всяких ошибочных выводов и действий. Как верный пес, лаял он на всех, пытавшихся замутить чистоту учения Маркса. И что же? Его страстная полемика принесла свои результаты. Мы, Dieu merci ^[3], теперь марксисты, а не «струвисты», как это было со многими еще не так давно. Да и в Вас самих, уважаемый Петр Бернгардович, открыл он зловредные семена зла, которое, возрастая, увело Вас, увы, далеко от нашего лагеря, открыл тогда, когда Вы были восходящим светилом русского марксизма, и на Вас, да на Михаил’Ваныча (имеется в виду М. И. Туган-Барановский. — К. С.) молились новообращенные питерские юные «марксята». Теперь-то многим видно, что Вы были не столько марксистом, сколько «струвистом».

Кружковая культура прививала особый стиль мышления. Он строился вокруг чтения «священных» текстов в надежде «поймать» верную интерпретацию. Это была интеллектуальная игра, исключавшая компромиссы. Выпадение из такого кружка влекло за собой и личные разрывы. В январе 1901 года Струве встретился с П. Б. Аксельродом. Они дружески беседовали. Струве жаловался на статьи В. И. Ульянова. Показалось, что Аксельрод «в душе» согласен со Струве. Правда, он этого не сказал. Несколько дней спустя Струве признался жене, что А. Н. Потресов ненавидел его, полагая предателем: «Он слишком партийный человек, и я думаю его восстановляет против меня глухое сознание, что моя деятельность может умалить значение их „партии“ в узком смысле, что я смогу известную часть общественного внимания и общественных симпатий отвлечь от них». По оценке Струве, Потресов шел «совершенно на буксире у узколобых и злобствующих Жоржа [Г. В. Плеханова] и Ильина [В. И. Ульянова], и, к сожалению, переход на другие пути для него невозможен». Струве жаловался, что марксизм не научил своих сторонников мыслить. «Необходимо освежение и общественных идей, и философского миросозерцания». 12 января 1901 года П. Б. Струве писал жене: «По-видимому, Вл. Ил. [В. И. Ульянов] поработил их всех так же, как Жорж [Г. В. Плеханов] поработил В. Ил. и Павла [П. Б. Аксельрода]. Говорят, Юлий Ц. [Ю. О. Цедербаум (Мартов)] тоже совершенно под влиянием Вл. Ил. Вот что [есть] „фанатизм“». В его понимании социализм — это не готовая модель, это клубок пока не разрешенных проблем. В то же самое время политическая свобода — очевидная задача, которая должна сплотить всю общественность.

М. О. Гершензон, многие годы сотрудничавший со Струве, предлагал взглянуть на проблему иначе: социализм — это нравственное начало, путеводная звезда. По словам публициста, философа, общественного деятеля Г. А. Ландау, русская интеллигенция лишь «околачивалась» около социализма, не будучи способной искренне принять его основные положения, равно как и отвергнуть его. Соответственно, программа наиболее амбициозного политического объединения не должна порывать с социализмом, но должна предложить то, что может объединить все общественное движение: а именно программу политического освобождения. Эту точку зрения разделяли и некоторые социалисты: например, Е. Е. Лазарев и В. К. Дебогорий-Мокриевич.

Споры шли вокруг социализма. Он был интеллектуальным вызовом конца XIX века. Эту повестку ощущали публицисты разных взглядов. Беспрестанно сражался с марксизмом Б. Н. Чичерин. Но он был практически одинок в своей борьбе. Народнические построения перенимали в правительственных кругах. Об отчуждении частновладельческой земли рассуждали многие сановники империи: А. С. Ермолов, А. Н. Куломзин, Н. Н. Кутлер. Ярчайший представитель русского консерватизма К. Н. Леонтьев с интересом слушал рассказы Л. А. Тихомирова о современных социалистических учениях. К удивлению последнего, Леонтьев с воодушевлением отнесся к перспективам социализма в России.

Для молодых людей идейный выбор чаще всего был проще. Как вспоминал Н. П. Анциферов, в 1905 году гимназисты Киева делились на две группы: на эсеров и социал-демократов. Такой вопрос обычно и задавали товарищу: «Ты эсер или социал-демократ?» Как будто третьего не было дано. Причем стороны спорили, кто из них левее.