Мать Сумерек - Анастасия Машевская Страница 92

— Ты оглох в темнице от сырости?

Гистасп мотнул головой: голос пока не подчинялся.

— На тебя нападали больше года, — принялась объяснять Бану. — Теперь, когда все вылилось в открытый конфликт с моим братом и, к тому же, задело смерть отца, в армии, по крайней мере, среди офицеров, все точно разделятся: за тебя и за Руссу. А если поделятся офицеры, непроизвольно поделятся остальные. Русса, конечно, сглупил, — в сердцах бросила танша, стремительно сбрасывая ноги, разворачиваясь к столу всем корпусом и швыряя злополучные бумаги. — Признаться честно, я всегда думала, что заслуживаю врагов поумней.

— И более чужих? — продолжил Гистасп. — Русса ведь не враг.

— В том и дело. Но он бросил камень в озеро, полное чудищ. Невозможно нравится всем, это ясно. Меня вот ненавидит большинство хатов, поскольку я беспощадно отнимаю их золото. Но обожает армия, поскольку я не жалею этого золота для них — в разумных пределах. А зачем продаваться хатам и быть в глазах остальных проклятыми предателями, если можно помогать мне выбивать золото из хатов силой и быть отважными бойцами, элитными частями или даже героями?

Гистасп затруднился ответить, хотя бы потому, что не мог уловить, как сказанное связано с происходящим в конкретно его судьбе.

— С твоей ситуацией все гораздо хуже, — по-прежнему рассуждала Бану. — За Руссой последует кто-нибудь еще, кто захочет за что-нибудь с тобой поквитаться, а потом еще и еще. Идиоты, знаешь, никогда не переводятся, инициативные идиоты — особенно. И как бы здорово я ни подготовилась к битве с раману Тахивран, мне не победить, если в нужный момент одного из моих генералов никто не станет слушаться.

Закусив губу, Гистасп кивнул и уставился в пол. Если бы он только раньше распознал наверняка, кто добивается его гибели. Если бы смог предотвратить все в одиночку, всего происходящего можно было бы избежать. Если бы он только не заблуждался насчет Тала, был умнее, не зацикливался на нелепой догадке… Кретин!

— С другой стороны, — продолжала Бансабира, — я не могу потерять тебя. Ты слишком умен, Гистасп. И ты, — Бану взяла, наконец, тон помягче, — ты мой друг.

Гистасп беспричинно улыбнулся. Праматерь, что с ним сделала жизнь?! Расцветает от похвалы девчонки, годящейся ему в дочери! Но ведь сам выбрал.

Бансабира, наконец, мотнула головой в сторону пустующего стула по другую сторону стола. Гистасп приблизился осторожно и охотно сел.

— Половина хорошего совета — знание того, где его взять. Мне нужен твой совет, Гистасп. Никто и никогда не помогал мне в этом так хорошо и добросовестно.

— Порой, и я не находил для вас нужных решений, — справедливость требовала напомнить ей несколько ситуаций.

— И в этом ты тоже единственный. Когда ты совсем не знал, что делать, ты разделял со мной ответственность за то, что придумывала делать я.

Наконец, мужчина вздохнул.

— Значит, — все еще немного робко уточнил альбинос, — теперь я ваш советник?

Бансабира тоже вдруг улыбнулась:

— Именно. Маджруху поручено следить, чтобы в скрипториях сделали копии указа о твоем назначении, сколько получится. С этого дня ты — советник, которому следует помнить, — снова взяв строгий тон, акцентировала женщина, — от кого зависит его жизнь.

Гистасп кивнул: он и прежде не забывал.

— Дружба с сюзереном — самая трудная из всех.

— И самая выгодная, — вполголоса заметил танша.

Гистасп засмеялся в открытую: точно. То, что он был генералом, все равно никто не забудет, и его слово в воинских рядах по-прежнему будет иметь вес. Влияние в невоенных вопросах возрастет, а риск помереть в авангарде в какой-нибудь заварухе практически сведен к нулю. Ну да, он больше не распоряжается войсками, но, положа руку на грудь: кто и когда на его памяти распоряжался ордами пурпурных, кроме Сабира и Бану?

— Что ж, — Гистасп набрал полную воздуха грудь, — я присягал вам уже, но позвольте дать повторную клятву. Сим клянусь быть полезным всем, чем располагаю, могу и не могу Матери лагерей, тану Яввуз Бансабире. Это честь для меня, — он улыбнулся шире. — Право, я уже был готов идти на публичную плаху на рыночной площади, а тут … Вы умеете удивить, — шепнул альбинос. — Да благословит вас Кровавая Мать Сумерек!

Из недр груди Гистаспа по всему телу разлилась и ударила в голову безудержная волна радости. Той самой, какую испытываешь, достигая жизни, которая всегда представлялась идеальной.

Однако следующая фраза танши озадачила советника.

— Если всерьез думаешь, будто я чего-то не знала о твоей роли в участи отца, — Бану чуть наклонила голову, и в её взгляде на миг мелькнуло снисхождение, — ты совершенно ничего не смог обо мне узнать за время, что провел рядом.

Мужчина подобрался судорожно.

— Думаешь, Русса единственный прочесывал лес в поисках злосчастного растерзанного кабана? Ведь ты же убил его, чтобы спасти моего отца. И хотя ты помчался с телом Сабира в лагерь, следы убитого животного должны были остаться. Или хотя бы следы удирающего раненого зверя там, где мы нашли человеческую кровь.

Гистасп, как рыба, беззвучно открыл рот.

— Ты столько раз оговаривался, и я все ждала, когда наберешься смелости. Знаешь, это многого бы стоило — зайди ты ко мне в кабинет и скажи, глядя прямо в глаза, что убил Сабира Свирепого.

Гистасп дрогнул, подивившись неуместной мечтательности в женском голосе. В сердце залегло приятное чувство: она верила в его храбрость.

— Где был твой самый серьезный прокол?

Альбинос едва заметно качнул головой, а потом спохватился и предположил:

— Плечо подводило тана хуже самого никчемного солдата, конь дернул, Сабир не удержал поводья… — Гистасп прикрыл глаза, вспоминая свои объяснения. — Вы знали, что тан Сабир Свирепый мог управляться с любым конем без поводьев вообще.

Бансабира мрачно облизнулась:

— И без стремян.

Сабир всерьез скрывал таланты в верховой езде, демонстрируя разве что ближайшим доверенным мечам да дочери, когда та была совсем крохой и едва ли помнила. Потому что, если об этом будут говорить все, повторял тан, во всяком сражении от него можно ждать, что вот сейчас тан бросит поводья и будет стрелять из лука, или умудрится взяться за копье, или даже возьмет два одноручника. А неожиданность всегда предоставляет свои несравненные преимущества. Конечно, в Ясе были выдающиеся конники, но с годами сноровка утрачивалась у большинства. Сабир оказался исключением. В конце концов, именно с его примера Бансабира уже в пять бесстрашно вскарабкивалась на лошадь, цепляясь за гриву, и Сабир тогда только и успевал вскочить в седло позади дочки.

Гистасп обреченно выдохнул: отпираться бессмысленно.

* * *

— По… почему я…

— А что бы я выиграла от твоей казни? — Бану поняла Гистаспа молниеносно. — Мой отец бы все равно не воскрес.