Ангелология - Даниэль Труссони Страница 90

— Это произошло во время войны? — спросил Верлен, пытаясь осознать подобную жестокость.

— В юности я работала как двойной агент. Я стала любовницей наследника самой могущественной вражеской семьи. За моей работой наблюдали, и вначале мне удалось добиться больших успехов, но в конце концов меня разоблачили. Если кто-то и мог внедриться так глубоко, то только я. Посмотрите хорошенько на то, что со мной сделали, мистер Верлен, и представьте себе, что они сделают с вами. Ваша наивная американская вера в то, что добро всегда побеждает зло, не спасет вас. Гарантирую — вы будете обречены.

Верлен не мог смотреть на Габриэллу, но не мог и отвернуться. Его взгляд блуждал по извилистой розовой дорожке шрама от ключицы до бедра.

— Как можно надеяться победить их?

— Об этом, — сказала Габриэлла, надела блузку и застегнула пуговицы, — я расскажу после того, как вы отдадите мне письма.

Верлен поставил ноутбук на стол Габриэллы и включил его. Жесткий диск щелкнул, и монитор замерцал, оживая. Вскоре все файлы, включая исследовательские документы и отсканированные письма, возникли в виде иконок на красочном рабочем столе — разноцветные воздушные шары, плывущие в голубом небе. Верлен открыл папку «Рокфеллер/Инносента» и отошел от компьютера, уступив место Габриэлле. Сквозь запыленное окно просматривался тихий холодный парк с замерзшими прудами, безлюдным катком, заснеженными аллеями, укрытой на зиму каруселью. Множество такси мчались на север мимо западной части Центрального парка, развозя людей в жилые кварталы. Кругом царила обычная городская суматоха.

Верлен оглянулся на Габриэллу. Она читала письма, затаив дыхание, подавшись к экрану, как будто слова могли исчезнуть в любой момент. Зеленоватый свет монитора падал на ее лицо, подчеркивая морщинки возле рта и глаз, и придавал темным волосам фиолетовый оттенок. Она вытащила из ящика стола лист бумаги и стала что-то на нем набрасывать, не глядя ни на Верлена, ни на строчки, появляющиеся из-под ее пера. Внимание Габриэллы так пристально сосредоточилось на экране, где скан очень четко передавал все складки бумаги и замысловатый мелкий почерк матери Инносенты, что она обратила внимание на Верлена только тогда, когда он встал рядом, заглядывая через плечо.

— В углу есть стул, — сказала она. — Это удобнее, чем склоняться над моим плечом.

Верлен принес антикварный табурет для пианино, придвинул его к Габриэлле и сел.

Она протянула руку, словно ожидала, что Верлен ее поцелует, и проговорила:

— Сигарету, s’il vous plaît. [48]

Верлен достал сигарету из фарфоровой шкатулки, вложил в лакированный мундштук и подал Габриэлле. Не глядя, она поднесла сигарету к губам.

— Мерси, — поблагодарила она.

Наконец Верлен раскрыл спортивную сумку, достал оттуда папку и, рискнув оторвать Габриэллу от чтения, произнес:

— Мне надо было сначала отдать вам это.

Она повернулась от компьютера и взяла у Верлена письма.

— Подлинники? — спросила она, внимательно рассмотрев их.

— На сто процентов подлинный материал, украденный из семейного архива Рокфеллеров, — ответил Верлен.

— Спасибо, — сказала Габриэлла, открыла папку и пролистала письма. — Конечно, мне было интересно, что с ними стало, и я подозревала, что они могут быть у вас. Скажите, сколько всего у вас копий?

— Все здесь, — ответил Верлен. — Подлинники у вас в руках.

Он указал на отсканированные письма на экране компьютера:

— А это сканы.

— Очень хорошо.

Верлену показалось, что она хочет сказать что-то еще. Но она молча встала, вынула из ящика банку с молотым кофе и поставила турку на горячую плиту. Когда кофе вскипел, Габриэлла поднесла турку к компьютеру и без предупреждения вылила кофе на ноутбук. Кипящая жидкость растеклась по клавиатуре. Экран побелел и погас. Компьютер отвратительно защелкал, а потом затих.

— Что вы наделали?

— Мы не можем позволить себе иметь больше копий, чем необходимо, — пояснила Габриэлла, хладнокровно вытирая руки от кофейной гущи.

— Да, но вы уничтожили мой компьютер.

Верлен нажал кнопку «Старт», надеясь, что ноутбук оживет.

— Технические гаджеты легко заменить, — сказала Габриэлла без намека на оправдание.

Она подошла к окну и прислонилась к стеклу, сложив руки на груди с самым безмятежным выражением лица.

— Мы не можем допустить, чтобы кто-то прочитал эти письма. Они слишком важные.

Она разложила пожелтевшие листы на низком столе. Всего было пять писем, каждое на нескольких страницах. Верлен встал рядом с Габриэллой, разглядывая затейливый почерк. Изящный, весь в завитушках, исключительно неразборчивый, он покрывал тонкие измятые листки нелинованной бумаги, подобно ленивым голубым волнам. В тусклом свете его было почти невозможно прочесть.

— Вы можете прочитать это? — спросила Габриэлла, склонилась над столом и повертела страницу, словно с другого ракурса почерк мог стать понятнее. — Мне очень трудно разобрать.

— Надо немного привыкнуть, — сказал Верлен. — Но да, я могу прочитать.

— Тогда вы поможете мне, — ответила Габриэлла. — Необходимо определить, содержится ли в письмах то, что нам нужно.

— Я попытаюсь, — согласился Верлен. — Но сначала я бы хотел узнать, что именно искать.

— Упоминания об особенных местах, — объяснила Габриэлла. — Местах, куда Эбигейл Рокфеллер имела полный доступ. Может быть, учреждения, которые она могла посещать в любое время. С виду невинные ссылки на адреса, улицы, гостиницы. Охраняемые места, разумеется, но не слишком.

— Это может быть половина Нью-Йорка, — сказал Верлен. — Если мне надо что-то обнаружить в этих письмах, я должен точно знать, что вы ищете.

Габриэлла уставилась в окно и начала рассказ.

— Давным-давно группу непослушных ангелов, которых называли «наблюдатели», осудили на заточение в одной из самых отдаленных областей Европы. Архангелы, которым поручили заключить их в темницу, связали наблюдателей и столкнули их в глубокую пещеру. Когда наблюдатели упали, архангелы услышали, как они кричат от мук. Это были столь великие муки, что, поддавшись жалости, архангел Гавриил бросил несчастным золотую лиру — лиру, олицетворявшую ангельское совершенство, лиру, музыка которой была настолько удивительной, что заключенные могли провести сотни лет, умиротворенные ее мелодиями. Ошибка Гавриила имела серьезные последствия. Лира принесла наблюдателям не только утешение, но и мощь. Они не только развлекались в недрах земли, они стали более сильными и честолюбивыми в своих желаниях. Они узнали, что музыка лиры дает им необычайную силу.

— Какую силу? — поинтересовался Верлен.

— Силу играть, словно Бог, — пояснила Габриэлла.