Ангелология - Даниэль Труссони Страница 89

Он поставил спортивную сумку к себе на колени — это защитное движение, как он мог видеть по вспышке в ее взгляде, не укрылось от внимания Габриэллы.

— Вы уверены?

— Я не давал их Григори, — объяснил Верлен. — Я не знал, что именно они собой представляют, когда нашел их, и хотел убедиться в их подлинности, перед тем как рассказать ему. В моей работе полагается проверить все заранее.

Габриэлла выдвинула ящик небольшого секретера, вынула из портсигара сигарету, сунула ее в лакированный мундштук и прикурила от маленькой золотой зажигалки. Комнату наполнил аромат пряного табака. Она протянула портсигар Верлену, и он закурил тоже. Сейчас ему не помешал бы и глоток чего-нибудь покрепче.

— Честно говоря, — наконец сказал он, — я понятия не имею, как ввязался во все это. Я не знаю, почему те люди, или кто они на самом деле, пришли ко мне домой. Признаюсь, я собрал кое-какую необычную информацию о Григори, работая на него, но всем известно, что человек — странное существо. Я уже начинаю думать — может, я просто сошел с ума? Вы можете объяснить, почему я здесь?

Габриэлла смотрела на него, словно подбирая подходящий ответ.

— Я привезла вас сюда, мистер Верлен, потому что вы нужны нам, — сказала она.

— Нам? — удивился Верлен.

— Мы просим, чтобы вы помогли нам вернуть кое-что очень ценное.

— Находку, сделанную в Родопских горах?

Габриэлла побледнела — ему удалось удивить ее.

— Вам известно о поездке в Родопы? — спросила она, вновь обретая самообладание.

— О ней упоминается в письме Эбигейл Рокфеллер, которое Эванджелина показала мне вчера. Тогда я подумал, что речь идет о какой-то древности, к примеру о греческой глиняной посуде или о произведении фракийского искусства. Но теперь я понимаю, что это гораздо более ценная находка, чем несколько глиняных кувшинов.

— Гораздо более ценная, — подтвердила Габриэлла, докурила сигарету и раздавила окурок в пепельнице. — Но ее ценность другая, нежели вам представляется. Ее ценность не определяется деньгами, хотя за последние две тысячи лет было потрачено очень много золота, чтобы заполучить ее. Давайте договоримся так — она имеет огромную ценность с древних времен.

— Это исторический артефакт? — спросил Верлен.

— Можно сказать и так, — кивнула Габриэлла и скрестила руки на груди. — Вещь очень старая, но это не музейная редкость. Сегодня она так же значима, как и когда-то. Она может затронуть жизни миллионов людей и, что еще более важно, по-другому направить ход истории.

— Звучит загадочно, — сказал Верлен и погасил сигарету.

— У нас нет времени разгадывать загадки. Ситуация намного сложнее, чем вы думаете. То, что случилось с вами сегодня утром, — очередное звено в цепи событий, которые начались много лет назад. Уж не знаю, как вы впутались, но благодаря письмам, которые находятся у вас, сделались главным действующим лицом.

— Не понимаю.

— Вам придется довериться мне, — проговорила Габриэлла. — Я обо всем расскажу вам, но мне нужен обмен. За это знание вы поплатитесь своей свободой. После сегодняшнего вечера либо вы станете одним из нас, либо вам придется скрываться. В любом случае вы проведете всю оставшуюся жизнь, опасаясь преследования. Как только вы узнаете историю нашей миссии и то, как с этим связана миссис Рокфеллер — а это лишь очень незначительная часть большого и сложного рассказа, — вы станете участником ужасной драмы, из которой нет выхода. Возможно, это звучит как крайность, но как только вы узнаете правду, ваша жизнь изменится безвозвратно. Пути назад нет.

Верлен отвел взгляд, осмысливая сказанное Габриэллой. Хотя он чувствовал себя так, будто его попросили встать на краю пропасти, а потом велели перепрыгнуть через нее, ему хотелось продолжения.

— Вы считаете, — сказал он, — что в письмах говорится о находке, сделанной во время экспедиции.

— Не о находке, а о том, что было скрыто, — пояснила Габриэлла. — Они отправились в Родопские горы, чтобы вернуть лиру. Точнее, кифару. На короткое время она оказалась в наших руках. Затем ее снова спрятали. Наши враги — чрезвычайно богатая и влиятельная группа — хотят найти ее так же сильно, как и мы.

— Это они были в моей квартире?

— Людей, проникших в вашу квартиру, наняли наши враги, все верно.

— Персиваль Григори принадлежит к этой группе?

— Да, — ответила Габриэлла. — Он очень важен для них.

— То есть, работая на него, я работал против вас.

— Как я уже говорила, вы для них на самом деле ничего не значите. Ему вредно и чрезвычайно опасно быть публичным, поэтому он всегда нанимал «одноразовых» — его слово, не мое, — чтобы провести для него расследование. Он использует их, чтобы раскопать информацию, а затем убивает. Это чрезвычайно эффективная мера безопасности.

Габриэлла зажгла следующую сигарету. В воздухе висели клубы дыма, словно туман.

— Эбигейл Рокфеллер работала на них?

— Нет, — сказала Габриэлла. — Как раз наоборот. Госпожа Рокфеллер работала с матерью Инносентой, чтобы найти подходящий тайник для футляра с лирой. После войны Эбигейл Рокфеллер прекратила с нами всякое общение, и мы не знаем почему. Из-за этого у нас возникло много проблем. Мы понятия не имели, куда она дела футляр. Одни считают, что лира спрятана в Нью-Йорке. Другие полагают, что она отослала ее обратно в Европу. Мы отчаянно пытались найти тайник, если он вообще существует.

— Я прочитал письма Инносенты, — с сомнением сказал Верлен. — Не думаю, что они расскажут о том, что вы надеетесь найти. Гораздо больше смысла отправиться к Григори.

Габриэлла сделала глубокий вдох, словно потеряв терпение.

— Я бы хотела кое-что показать вам, — сказала она. — Возможно, это поможет вам понять, с кем мы имеем дело.

Поднявшись, она сбросила пальто. Руки, испещренные прожилками вен, пробежались по пуговицам, и она сняла черную шелковую рубашку.

— Вот, — спокойно сказала она, — вот что случается с теми, кто попадает в руки противника.

Верлен смотрел, как Габриэлла поворачивается в свете солнца из окна. Ее тело покрывали толстые полосы шрамов, они пересекали спину, грудь, живот и плечи. Казалось, ее изрезали острейшим ножом мясника. Глядя на беспорядочные рубцы, Верлен предположил, что раны не были зашиты. Кожа казалась розовой и кровоточащей. Расположение шрамов говорило о том, что Габриэллу избивали или, еще хуже, резали ножом.

— Боже мой, — произнес Верлен, пораженный видом искореженной плоти, ужасным, но странно нежным розовато-перламутровым цветом шрамов. — Как это случилось?

— Я считала, что смогу перехитрить их, — сказала Габриэлла. — Я верила, что более мудра, более сильна, более искусна, чем они. Во время войны я была лучшим ангелологом во всем Париже. Несмотря на возраст, я быстрее всех сделала карьеру. Это правда. Поверьте — я всегда была лучшей в своем деле.