Гусарский штос - Вячеслав Дыкин Страница 9

Малость поспав, наутро я поспешил в порт — узнавать новости. Узнав, высказался на манер пьяного извозчика — всё произошло именно так, как не должно было произойти. Как утверждал Бахтин, известие о переправе неприятельской оказалось ложным, из-за того предместья жгли в плохую пору, когда дул сильный и переменчивый ветер. Сгорело более трехсот домов — больше, чем рассчитали в штабе, город был окружен дымящимися зловонными развалинами. Более десяти тысяч человек потеряли свое жилище, имущество и обратились в нищих. Сколько же народу погибло — понять было невозможно, пока не удастся разобрать пепелища, а для этого следовало сперва победоносно завершить войну.

Но пока что вместо победы нам предстояло народное волнение — узнав, что приказ о сожжении форштадтов был отдан комендантом на весьма шатком основании, многие обыватели поспешили к Рижскому замку и кричали у его стен: «Убийца! Поджигатель!»

Недовольными криками фон Эссена приветствовали еще долго — пока государь не прислал ему на смену в октябре генерал-адъютанта Филиппа Осиповича Паулуччи, натурального итальянского маркиза и лучшего из всех возможных губернаторов.

Впоследствии говорили, что те пожары были не напрасны — отбили-де у врага охоту осаждать Ригу. Макдональд якобы поджидал, когда прибудет из Данцига предназначенный для осады Риги парк из ста тридцати орудий. А я рассуждаю по-простому: он полагал потихоньку дождаться, пока Бонапарт войдет в Москву, после чего все военные действия, по его разумению, станут вовсе излишними и французы получат Ригу по условиям мирного договора. Прусский корпус, которым уже непонятно кто в те дни командовал, Граверт или Йорк, растянулся кишкой по дуге от Шлока через Олай до Кирхгольма, но о Риге, сдается, никто всерьез не помышлял — было много мелких стычек, да наши казаки усердно ловили фуражиров, посылаемых на правый берег Двины за провиантом. Когда войско неприятельское так растянуто, да еще местность, им занимаемая, для сражений неудобна — то лес, то болото, — сам бог велит щипать его на всех флангах.

Тут-то и пошли в дело канонерские лодки, включая «Бешеное корыто». Тут-то я и взвыл от лютой зависти. Я принужден был сидеть в Риге, охраняя порт неведомо от кого, а домочадцы мои в одну прекрасную ночь ушли в поход. Несколько дней спустя стало известно — генерал Левиз атаковал левый вражеский фланг неподалеку от Шлока и продвинулся даже до Кальнцема. Потом, правда, отступил. Флот, выйдя в залив, поддержал его пушечной пальбой. «Бешеное корыто» прорвалось в устье Курляндской Аи, за ним и другие, но слишком далеко не зашли. Отличились в походе наш капитан Развозов, англичанин Стюарт и, конечно же, Бахтин.

Кстати сказать, и командир порта нашего контр-адмирал Шешуков вновь оказал себя боевым офицером, к некоторому неудовольствию Бахтина. Еще когда флотилия фон Моллера пришла к Риге, он принял командование над четырьмя десятками канонерских лодок. После чего действовал с изумительной ловкостью и отвагой. В начале августа, подойдя на лодках к селению Экау на Курляндской Ае, он сбил там вражескую батарею и отогнал пруссаков, в Ригу же привез пленных и трофеи. Две недели спустя опять отличился — поднялся по Двине вверх до местечка Икскюль, занятого неприятелем, обстрелял его и высадил пехоту. Так оное местечко было нами отбито у врага. Наконец в начале сентября двадцатью канонерскими лодками и тремя транспортными судами, полными пехоты, он вышел в море и выгнал неприятеля из приморских селений Энгур, Мерсгау и Рау. Впоследствии он за эти действия получил Владимира второй степени.

Очевидно, удачные рейды навели наших командиров на план, в исполнении коего я принял невольное участие. Нацелились они на столицу былого герцогства Курляндского — Митаву. А взять Митаву для нас теперь было бы делом чести — там находилась ставка Бонапартова маршала Макдональда.

Положение наше, с одной стороны, было не так уж плохо — в сентябре из Ревеля пришел наконец десятитысячный корпус графа Штейнгеля. Но фон Эссен со Штейнгелем не поладил. Вместо того чтобы как-то договориться, стали наши мудрецы орудовать, как звери в басне крыловской «Лебедь, Щука и Рак»… читаем, читаем новейшие сочинения литераторов наших! И журналы, и альманахи петербуржские получаем исправно! И для детишек приберегаем: когда-нибудь и они прочитают.

Экипаж «Бешеного корыта» продолжал пользоваться моим гостеприимством. Не каждую ночь, разумеется, моряки проводили под моим кровом, бывало и так, что они жили там без меня, я же ночевал в порту. Исполнительность и расторопность мои были отмечены господином Шешуковым, и я даже сделал некоторую интендантскую карьеру — отвечал за снабжение кухонных судов провиантом. По мере возможности моряков кормили на берегу, где были развернуты походные кухни, и в Цитадели, при казармах. Но на кухонных судах всегда имелся запас провианта на случай длительной вылазки.

Именно поэтому я знал о всех затеях фон Моллера едва ли не ранее, чем Бахтин. К тому же при мне состоял Васька, в лице коего армия наша потеряла знатного разведчика. Соединяя наши сведения, мы бывали хорошо осведомлены о всех делах флотилии.

План, составленный фон Моллером и Бриземаном, утвержденный фон Эссеном, был таков: флотилия, возглавляемая «Торнео», выходит в залив, идет к Шлоку, находит врага в одном из прибрежных селений, выбивает его оттуда и захватывает плацдарм, где высаживает пехоту. Немного погодя часть канонерских лодок, имея на борту артиллерию и как можно более боеприпасов, идет к Курляндской Ае через протоку, соединяющую Двину и Аю. Этот отряд движется незаметно и становится виден противнику уже тогда, когда во весь весельный мах понесется вверх по Курляндской Ае к Митаве — это в худшем случае, а в лучшем — подкрадется незаметно к северной оконечности длинного Замкового острова, на коем стоит дворец герцогов курляндских, ныне — ставка Граверта и Макдональда. Суда же, которые ходили к Шлоку и высадили там пехоту, уйдут к Риге. И к Митаве, только с другой стороны, к предместью, подойдет через Олай та самая высаженная на берег пехота, чуть более тысячи человек, под командованием Розена, усиленная персоной фон Эссена. И одновременно начнется штурм с реки и с суши. План, на мой взгляд, несколько несуразный и опасный, ну да что с немцев возьмешь…

Я размышлял о том, что война затягивается, и о противоречивых сведениях, поступающих из армии нашей, сидя у себя дома, на Господской улице, в редкий час досуга. Васька накрывал на стол. Домочадцы где-то пропадали.

— Барин, а барин, — позвал меня Васька.

— Чего тебе? — не слишком любезно спросил я.

— Верно ли, что лодки пойдут в рейд по старице?

— Верно, а тебе какая печаль?

Васька выглядел смущенным.

— Тут я, барин, со здешними потолковал. Нельзя вам по старице идти.

— Это отчего же?

— Там под водой кто-то засел и балуется.

— Ну, ты, Василий, совсем с ума сбрел, — отвечал я ему. — Кто ж может под водой сидеть?

— Нечистая сила, барин, — не слишком уверенно доложил он.

— И для чего ж ей лодки не пускать?

— Не знаю, барин, а только так говорят.