Игрушка ветра - Серина Гэлбрэйт Страница 9

О себе Герард не рассказывал, Аверил же старалась лишний раз не открывать рта без позволения. Шерис говорила, что у проклятого дела в столице Тарийи, что его, привлекательного молодого человека, часто видят при княжеском дворе, в обществе самого князя и его приближённых, а здесь Герард проездом и не иначе как силы тёмных богов, покровителей братства, привели его тем вечером в заведение матушки Боро.

Надо перетерпеть немного, выждать — не будет же проклятый ходить сюда вечно да только спать с Аверил в обнимку? Не думать ни о прошлом, ни о будущем и смотреть сугубо по обстоятельствам, как Шерис наставляла.

Могло быть и хуже.

Аверил терпела, выжидала. И сама едва замечала, как постепенно, вечер за вечером, привыкает к присутствию мужчины рядом. К теплу его тела, к объятиям, к непонятной этой манере запах её вдыхать. К голосу негромкому, к взгляду внимательному, вдумчивому, к глазам, что удивительным образом меняли оттенок, становясь то темнее, то светлее. Засыпала с ним быстрее, и ожидание неизбежного, боли и грубости тускнело день ото дня.

Так минула неделя.

И день-другой от следующей.

Вечер накануне прошёл за беседами, за расспросами о книгах, которые Аверил читала в храме — неужели проклятому это и впрямь интересно? Аверил сомневалась, но вслух о том не говорила, — и утро не должно было отличаться от прочих. В обычной утренней полудрёме, в сладкой неге пробуждения Аверил не сразу поняла, что изменилось.

Герард, как и прежде, прижимался со спины, однако руки его не обнимали, подобно всем прошедшим дням, но скользили легко по телу, касались живота, бёдер, открытых сбившейся за время сна сорочкой. Аверил застыла мгновенно, почувствовав дыхание на шее, а затем — осторожный поцелуй. Одна рука погладила бедро, опустилась ниже и когда Аверил дёрнулась протестующе, Герард лишь крепче прижал её к себе, вновь поцеловал в шею и прошептал на ухо:

— Тише, не бойся. Я не причиню тебе боли.

Вот уж в чём она точно сомневалась! В первый раз боль неизбежна, что бы там ни говорили мужчины, какие бы удовольствия ни обещали.

Надо перетерпеть, как она и хотела. Зажмуриться крепко-крепко, не шевелиться, не позволить сиянию, откликаясь на страх хозяйки, пробудиться, наполнить ладони. Не верила же она, в самом деле, что проклятый так и будет целомудрие её беречь?

Не верила. Вроде и очевидно, что иначе и быть не могло, да только всё равно душила горькая обида, что Герард решил грань эту незримую перейти.

— Твой запах становится сильнее с каждым днём… он и впрямь сводит с ума, заставляя желать тебя так, как я не желал никого и ничего за все десятилетия своей жизни… даже её…

Пальцы касались осторожно, неторопливо, рождая странный жар, и тело отвечало на бережные прикосновения эти совсем не так, как было с отчимом или когда парни в деревне под глумливые шуточки и хохот приятелей норовили прихватить пониже поясницы.

Тогда было противно. Мерзко до тошноты, до жгучих слёз, до дрожи в руках.

А сейчас всё иначе. И в первые мгновения, растерянно прислушиваясь к себе, Аверил не понимала, в чём же дело, что изменилось.

— Если бы ты знала, какая это мука — спать рядом с тобой и не трогать тебя… желать тебя и опасаться напугать… быть с тобой лишь ночью и уходить утром… проводить целый день Дирг знает где, смотреть на всех этих людей и нелюдей, совершенно мне не интересных, и думать только о тебе…

Дыхание щекотало кожу, губы касались то шеи, то плеча, срывающийся шёпот удивительным образом подливал масла в то неведомое пламя, что всё сильнее и сильнее разгоралось внутри, будило желания смутные, запретные. Чтобы не останавливался. Чтобы позволил ласку более уверенную, смелую… говорили же девочки, что порою с мужчиной может быть приятно. И в ощущениях, новых, волнующих, хотелось раствориться, растаять последним снегом по весне. Аверил погружалась в них, словно в речные воды, уходила с головой в тёмную глубину, задыхалась от нехватки воздуха, едва отмечая, как Герард приподнялся, навис над девушкой.

— Аверил.

Она поймала знакомый тяжёлый взгляд свинцово-серых, будто тучи грозовые, глаз. Выражение лица сумрачное, непонятное и обволакивающая Аверил жаркая нега отступила чуть.

— Герард?

Он выпрямился, отвёл руку, оставив томительное чувство разочарования, и аккуратно перевернул Аверил на спину. Склонился к самому её лицу, скользнул пальцами по шее, убирая пряди волос и ещё ниже спуская широкий ворот сорочки. Наверное, сейчас всё и произойдёт. И, возможно, будет не так уж и плохо, как казалось прежде.

Губы мимолётно коснулись её губ и сразу опустились на подбородок, затем на шею. Аверил замерла в ожидании, глядя в потолок. Ладонь Герарда провела вниз по телу, по складкам ткани, по обнажившимся участкам кожи, остановилась на бедре. Герард передвинулся, перенося вес своего тела, прижимая им девушку к перине, и Аверил всё же зажмурилась, сжалась, предчувствуя неизбежное.

И боль не заставила себя ждать.

Опалила тело огнём, не согревающим, волнующим приятно, что рождался от прикосновений Герарда, но жестоким, сжигающим всё на своём пути. Разлилась раскалённой лавой по венам, вынудила вздрогнуть, вскрикнуть, широко распахнуть глаза.

Потому что боль пришла не от вторжения в её тело, но от острых клыков, вонзившихся в шею.