Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Евгения Штольц Страница 9

Уилл подошел к девушке и, краснея, неловко поцеловал ее.

— До завтра…

После чего развернулся, надел на плечи полный рыбы короб и направился домой, в деревню. Но чем дальше он отходил от демоницы, смотревшей ему вслед, тем сильнее чувствовал усталость — каждый шаг давался все тяжелее.

Маленькая деревня Вардцы была погружена во мрак. Лишь в окошках виднелись точечки света от горящих очагов, да и то не везде. Многие уже спали. Однако в большом каменном доме на окраине уснуть не могли: там переживали за потерявшегося Уильяма. При виде сына, который был грязен, будто болотный черт, матушка Нанетта от испуга сразу взмолилась. Сидящий на лавке Малик и вовсе поперхнулся ухой и зашелся кашлем. Больше в доме никого не было, потому что бабушка и дедушка умерли два года назад.

Шатающийся Уильям опустил тяжелый короб на пол и вежливо поздоровался с матушкой. По выражению ее глаз он понял, что забыл искупаться. А еще его охватила странная, столь непривычная для молодого здорового мужчины слабость, о причине которой он еще не догадался.

— Сынок, что случилось? — спросила Нанетта.

— Просто свалился в реку, матушка, — сказал Уилл. Чтобы не упасть, ему пришлось опереться о вещевой сундук.

— В Белой Ниви нет такой тины и грязи! — не поверила очевидному вранью Нанетта. — Кто тебя так поцарапал, ты весь истекаешь кровью! Как ты умудрился разбить губы? На тебя напали? Тебя побили?

Уильям опустил глаза и заметил, что выглядит действительно отвратно. Но почему он не обратил на это внимания раньше?

— По камням проволокло, матушка. Сегодня ужинать не буду. Очень устал. Пожалуй, посплю немного.

Шатающейся походкой он прошел мимо притихшего на лавке Малика, который молчал, но с ужасом взирал на пропахшего тиной брата. Уилл добрался до своей скромной лежанки и едва коснулся ее, как забылся непробудным сном. В изматывающих объятиях кельпи он провел почти полдня, а не пару минут, как ему казалось поначалу. Его хитро околдовали, заставив не замечать бега времени, — да и сам он с радостью поддался этим чарам, не видя в своей жизни иного счастья, кроме Вериатель. Неудивительно, что, вконец измученный и обессилевший, он сразу же рухнул спать подле домашнего очага, где тлело всего несколько угольков.

Матушка тотчас побежала к деревенскому вождю Кадину.

Вождь Кадин деловито вошел в дом. Он внимательно осмотрел исцарапанного, покрытого тиной, илом и кровью юношу. Каждую минуту, пока он пребывал возле спящего, с его губ срывались тихие молитвы Ямесу. Затем он приказал привести служителя храма.

Служителем был ворчливый старик, привыкший рано ложиться спать и просыпаться. Поэтому он не обрадовался, когда посреди ночи его растолкали и приволокли к рыбацкому дому. Но стоило ему увидеть спящего, как всю его старческую полудрему как рукой сняло. Он завопил: «Демоны!» И принялся громко начитывать молитвы Ямесу. А Уильям продолжал спать сладким, почти детским сном, и не касались его ни упреки деревенских мужей, ни причитания матушки, ни заунывные молитвы.

Пока над зачарованным рыбаком вели совет, Нанетта потянулась к коробу, чтобы достать оттуда рыбу. Когда она заглянула внутрь, то вскрикнула от удивления. Малик тут же грузно соскочил с лавки и подбежал поглядеть; следом за ним корзину обступили и вождь со служителем. Внутри лежала переливающаяся в свете очага, будто драгоценные камни, форель, причем все рыбины как на подбор были длиною в половину руки взрослого мужчины. Большой удачей считалось поймать хотя бы одну такую форельку, а тут целый короб!

— Вот оно! Колдовство! — воскликнул служитель и со злобой посмотрел на мирно спящего парня. — Он, поди, с демонами связался! Говорю тебе, женщина, сын твой проклят! Вот почему он перестал носить подаяния в храм нашему богу!

Деревня на то и деревня, что на вопли служителя мигом стали стекаться ее любопытные жители. Сначала в дом зашла соседка Ахва, предчувствуя хороший повод для сплетен. Увидев, что происходит у ее подруги Нанетты, она запричитала, заохала и, подняв для скорости юбку, помчалась за мужем и детьми. Те пришли, осуждающе покачали головами и рассказали об Уильяме остальным.

Новость шальной птицей разнеслась по деревне. Густая лунная ночь окутывала мглой дома, однако это нисколько не помешало всем проснуться, дверям захлопать пуще, чем днем, а голосам окрепнуть и сплестись в единый хор. И вот уже каждый успел постоять и попричитать над спящим бедолагой, который не догадывался, какие пересуды его ждут.

— Поди же, с суккубом связался…

— Проклятый теперь, проклятый!

— Ой, поди, что будет с нашей деревней…

— Без отца совсем скатился…

— Люди добрые, а помните, как он уходил один в леса? Вот оно!

Лишь одна сердобольная старушка предположила, что на Уильяма напали вурдалаки. Уж очень не хотелось ей верить в то, что такой красивый и вежливый парень замешан в чем-то нечистом. Однако ее, конечно же, никто не послушал, потому что это объяснение было самым скучным и абсолютно не загадочным.

Так и пролежал Уильям до самого утра, пребывая в мире грез. С рассветом его всячески пытались разбудить. И даже соседка Ахва боязливо толкала его, дабы узнать новые подробности, о которых можно поведать уже в другой деревне, куда она как раз собиралась под якобы благовидным предлогом. Но все было бесполезно… Уилл спал, будто мертвый…

* * *

Проснулся он, когда солнце высоко стояло над макушками зеленых сосен, то есть почти в полдень. Уилл открыл глаза, привстал и охнул от боли. Казалось, его долго били: руки и ноги не слушались, поясница не разгибалась, в бедра отдавало стреляющей болью, а спина вовсе горела пожаром. С трудом ему удалось приподнять руку, чтобы коснуться покрытых тиной волос и перепачканного грязью лица. С удивлением он посмотрел на свои набитые илом штаны, которые едва держались на тощих бедрах.

Дом пустовал — через открытую дверь сочился яркий свет, разгоняя полумрак жилища. Тогда Уильям поднялся с льняной лежанки на плохо гнущихся ногах, достал грубый кусок ткани, которым пользовались в качестве полотенца, вторую и уже единственную рубаху, свежие штаны и вышел наружу к солнечному свету.

Со сжатыми зубами он заковылял к Белой Ниви. Дорога заняла у него в три раза больше времени — будто к его ногам привязали по большому камню, а сам он стал скрученным годами стариком. Никто по пути не встретился ему, да и меньше всего он хотел этого, чтобы ничего не объяснять. То, что в Малых Вардцах, как и в двух соседних деревнях, уже вовсю судачили об этом, он пока не знал.

Наконец Уильям подступил к бережку, куда отовсюду стекались журчащие ручейки и потоки воды, образовывая мелкую заводь. Здесь он всегда купался весной и летом; глубина чуть выше пояса, течение слабое, а дно ровное. С болезненным вздохом он стянул с себя штаны, не переставая посматривать по сторонам — уж так ярки были его воспоминания о вчерашнем дне и истошных воплях своей обычно тихой подруги. Он ждал, что она либо выйдет из воды с бурным всплеском, либо появится откуда-то сбоку, шагах в десяти. Но ее не было.