Фехтмейстер - Владимир Свержин Страница 86

— Может, валерьяны подать? — ошарашенно глядя на хозяйку, сконфуженно поинтересовалась сердобольная прислуга.

— Ступай, — не поднимая лица из ладоней, скомандовала Лаис. Она чувствовала себя брошенной и одинокой. Эти мужчины с оружием в разнообразных мундирах, ведущие какие-то странные бесконечные разговоры, бросили ее, забыли. Сначала Конрад, появившийся было здесь, затем канувший невесть куда. Теперь вот ее ненаглядный Мишель. Нет, она решительно не может позволить с собой так обращаться! Она не какая-нибудь наивная девчонка из модной лавки, которую может поманить лихой гвардеец, а затем, заскучав, выкинуть прочь. Она Лаис Эстер! Это имя с почтением и восторгом произносят в Петрограде! Даже и при императорском дворе, и в семье государя некоторые ищут ее помощи и совета. Она решительно поднялась со стула.

Можно подумать, что эти пресловутые мужские дела важнее ее дел! Не важнее! В этот миг пелена гнева, покрывшая ее разум, отступила, как порою отступает туман, обнажая острые клыки скал перед мчащимся к верной гибели кораблем. Ее дело было и впрямь исключительной важности, но важности этой, похоже, ни Мишель, ни этот Лунев из контрразведки не осознавали!

Лаис вспомнила рассказы прислуги о дебоше, который устроил обуянный Хавресом Распутин здесь, а потом и в Царском Селе. И это демон еще таится! Ждет часа, чтобы показать свою мощь!

Да, несомненно, она виновата, что не смогла удержать герцога Люциферовой свиты в повиновении, но ведь то было трагическое стечение обстоятельств! Все еще можно изменить! И нужно изменить! Что с того, что ей не удалось заставить Хавреса покинуть тело окаянного Старца? Ей всего лишь необходима помощь, необходим тот, кто заставит Распутина бездействовать в момент совершения обряда, возвращающего демона под власть кольца!

Лаис даже и думать не стоило над тем, кто был способен на такое. Конечно же, Барраппа! Никто иной. Лишь нотеры и жрицы с детства обучались борьбе с демонами… Чарновский обещал упросить полковника Лунева отпустить ее родственника. Однако куда там — «мужские дела!», «серьезные вопросы!».

Что ж, раз ее Мишель не желает помочь, она управится сама. Лаис припомнился взгляд, каким смотрел на нее контрразведчик при их знакомстве в поезде и потом, после ограбления на Большой Морской. Не может быть, чтобы он не был в нее влюблен. Конечно, он тщательно это скрывает, но ведь ей не нужно слов признания, клятв и букетов, чтобы ощутить направленные к ней чувства. Она вновь нажала на кнопку.

— Чего изволите? — Горничная вновь появилась в спальне хозяйки.

— Приготовь мне ванну и выходной костюм с бордовым жакетом. С венгерскими узлами.

— Ваша милость желает куда-то отправиться? — удивленно захлопала глазами Глаша. — Но ведь барин велел без него никуда не ходить.

— Вот еще! Велел! — неподдельно возмутилась Лаис. — Я, между прочим, не рабыня ему. И даже не жена. Я уже вполне здорова, и у меня есть своя голова на плечах. Изволь выполнять, что я тебе говорю!

— Но ведь Михаил Георгиевич… — испуганно пискнула горничная.

— А Михаилу Георгиевичу передай, что раз уж у него нет времени переговорить с полковником Луневым насчет моего кузена, я сделаю это сама! А теперь пошевеливайся! Не заставляй меня ждать!

* * *

Князь Миклош Эстерхази принял из рук почтительного телефониста тяжелую эбонитовую трубку.

— У аппарата.

Он не слишком почитал собеседника. Эрцгерцог Карл, волею случая и сербских террористов ставший наследником имперского престола, казался ему хилым выскочкой, неспособным не то что править таким огромным и разношерстным государством, как Австро-Венгрия, но и вообще занимать сколь-нибудь серьезное положение в армии или при дворе.

Долгое время его император считал так же. И была бы эрцгерцогу Карлу уготована судьба обычного светского бездельника, когда б не трагическое стечение обстоятельств. Внучатый племянник императора теперь оставался ближайшим родственником мужского пола старейшего из государей Европы. Понимая, что дни его сочтены, император Франц-Иосиф скрепя сердце приблизил к себе двадцатисемилетнего «юнца» и велел министрам докладывать все государственные дела не только ему, но и престолонаследнику.

К счастью, князь Эстерхази избежал участи всякий раз обсуждать с этим профаном стратегию тайной войны. И все же до недавнего времени в императорском дворце им приходилось сталкиваться часто. Миклош Эстерхази, конечно, понимал, что не сегодня-завтра эрцгерцог Карл взойдет на трон, и потому старался выглядеть в его глазах немногословным, суровым, но верным службистом. В будущем его богатства и приобщенность к тайнам политических баталий должны были открыть князю дорогу к сердцу очередного монарха так же, как и нынешнего. Но сейчас он мог себе позволить не утруждаться излишней почтительностью.

— Здесь эрцгерцог Карл, — донеслось из трубки сквозь треск и шипение.

— Я слышу вас, Ваше Императорское Высочество, — суровым голосом подтвердил князь Миклош.

— Фон Гетцендорф, ссылаясь на вас, сообщил, что Эльзасский корпус, который должен был направляться в подкрепление ко мне, отправляется для усиления 7-й армии.

— Это верно. По нашим сведениям основной удар будет нанесен именно здесь. У вас же ожидается только отвлекающий. Я прошу вас, продержитесь, Ваше Императорское Высочество.

* * *

Государь-император шел по улице, любезно отвечая на поклоны местных жителей, откуда-то уже прознавших о прогулке самодержца. Конвойцы [24], высокие, статные бородачи в алых черкесках с серебряным галуном в черных мерлушковых папахах, с кавказскими кинжалами и шашками у пояса, грозно взирали по сторонам, всем своим видом давая понять, что пощады притаившемуся смутьяну лучше не ждать.

Царь неспешно шел по тротуару, временами отряхивая с рукавов шинели падающий снег и ведя обстоятельную беседу с начальником собственной Военно-походной канцелярии.

События последней недели вызывали у Николая II глухое раздражение: безобразная сцена с Распутиным во дворце, отъезд Аликс, а затем и предстоящая встреча с председателем Государственной думы были достаточно неприятны ему, чтобы испортить настроение на весь оставшийся день перед отъездом в Ставку Верховного главнокомандующего. Но усвоенная с детства привычка никогда не демонстрировать своих чувств заставляла государя держаться как всегда спокойно и приветливо.

Он чертовски не желал встречаться с господином Родзянко, ему был откровенно не по нраву сей малоросс, возомнивший себя не то спасителем Отечества, не то пророком новой истины. И все же отказ от встречи сейчас, перед отправлением в действующую армию мог вызвать нежелательные пересуды в обществе. С этим, что ни говори, приходилось считаться. Тем не менее Николай II старательно оттягивал начало беседы, предпочитая раскланиваться с «односельчанами», а не вести дебаты с председателем Государственной думы.