Лесные твари - Андрей Плеханов Страница 84

Это случается с военными. Особенно когда они на войне. Они вынуждены убивать.

Он надеялся (знал?), что убивать ему больше никого не придется. И все же на душе его было тяжело. Тяжело менять свое мировоззрение, когда тебе под пятьдесят.

Антонов снова закурил, медленно, тяжело шагал по квартире, стряхивая пепел на пол. Спать давно было пора. Пожалуй, да. Еще пятьдесят грамм – и он заснет. Заснет безо всяких мыслей.

Телефон зазвонил.

– Да? – хмуро сказал Антонов в трубку.

– Але! – произнес девчоночий голосок. – Это вы объявление в газету давали? Насчет рояля? Послезавтра в шесть придем смотреть. И пельмени не забудьте.

– Сами вы пельмени! – пробормотал Антонов. И бросил трубку. Ухмыльнулся в усы. Ну цирк! Позвонили-таки. Послезавтра в шесть у «пельмешки» на углу. Конспирация, мать их...

Антонов прошлепал в одних трусах на кухню. Достал бутылку коньяку. Налил стопку, выпил, сморщился, занюхал высохшим, съежившимся куском селедки в жирных пятнах.

Спать, спать.

Но этой ночью майор Антонов так и не заснул. Ворочался до самого утра, вздыхал, чесал волосатую ногу, вставал, открывал и закрывал форточку, курил «Винстон» и тушил окурки в раковине. Почему-то пожалел, не убил таракана – рыжеусого ночного проходимца, нагло совершавшего пробежку по стене. Ночной звонок выбил майора из колеи.

Нельзя сказать, что ему было страшно. Но впервые в жизни он не мог сказать, что ждет его в ближайшие дни. Раньше тоже существовала приблизительность, но всегда определенная. Ранят – не ранят. Убьют – не убьют. Пошлют в командировку в Мухосранск подшивать бумаги или в Таджикистан разбираться с чертовыми наркотиками, найденными на заставе, и палить трассирующими очередями по теням, шныряющим в приграничных кустах. Теперь же он не мог предположить ничего. Совершенно ничего. А потому ворочался в душной темноте, матерно комкал колючую простыню и пытался заснуть.

* * *

Приютил Леку и Демида Кикимора. Обогрел, можно сказать. Только почему-то не испытывал от этого Демид особой радости. Не нравился ему Кикимора, и все тут. Черт его знает, почему так получилось? И ведь мужик-то Кикимора был воспитанный, и спокойный, и красавчик хоть куда. А все равно не доверял ему Дема.

Кикимора был слишком уж вездесущим и всезнающим. Правда, Демид Коробов и сам был таким. Только он знал секрет своих способностей. А потому очень он не любил иметь дело с себе подобными. Он знал, что предугадать действия себе подобных очень трудно. Почти невозможно.

Что ж, это так естественно – пугаться неизвестного. Хотя можно было бы объяснить все очень просто. Кикимора был телепатом. Он читал чужие мысли. Отсюда могли быть его знания о всех потаенных Деминых делишках, вся мнимая его значительность и умение опережать события на один ход. Все очень просто.

Нет, не так. Что-то было не так. Что-то говорило Демиду, что Шагаров – не просто человек с паранормальными способностями, ловкий мошенник и проходимец. Что-то было в нем нечеловеческое. Не звериное даже и не демоническое, а вообще необъяснимое. Демид еще не встречался с таким.

Попробуй не бойся такого...

Да, вот еще что. Самое главное. Кикимора был как-то связан с культом Короля Крыс. Да не как-то, а непосредственно! Не верил Демид, что можно было просто так нацепить паучью маску, напялить плащ и прийти на это сатанинское сборище. Нельзя. Нужно было продать если не душу, то хотя бы часть души, чтобы тебя пропустили туда. И Демид сам сделал это.

Он надел кольцо. Позволил золотому магическому артефакту скользнуть на свой палец. И тем позволил кому-то запустить лапу себе в душу.

Потому что кольцо было наручником. Конечно, оно было маленьким, с виду совершенно безобидным и даже красивым. Но снять его было нельзя. Оно словно пустило корни там, в пальце. Демид чувствовал, как тонкие золотые нити-щупальца распространяются по всем его сосудам, стремясь добраться до сердца. До души.

Такие вот «строгие» наручники. Почище всяких ментовских. Потому что кто-то мог в любой момент отдать приказ, дернуть за невидимые цепочки, и все, кто был прикован этими цепочками друг к другу, должны были затанцевать, как марионетки.

Что это за блажь? Почему Демид решил, что обязательно должен быть этот кто-то? Разве недостаточно одного короля? Короля Крыс?

Нет. Карх, каким бы он ни был могущественным в своей нечеловеческой силе и жестокости, не подходил на роль Главного Игрока. Недотягивал. Мозгов у него было маловато. Он был создан для роли исполнителя. И исполнял свою роль. Роль убийцы. Роль символа, кумира, роль страшной потусторонней силы. И роль бессмертного.

Это был главный козырь карха – бессмертность. Демид давно бы убил эту нечисть. Это было трудно, но, как выяснилось, это не было невозможно. Да только толку от этого было мало. Карх, гори он в аду, оживал снова.

Кто же был главным в этой игре? Может быть, тот, кто знал все обо всех, опережал всех во всем и играючи справлялся с любой проблемой? Тот, кто большую часть времени предпочитал находиться в тени и только сейчас, когда забрезжил финал, вышел на сцену? Тот, кто тоже носил золотое кольцо с треугольным знаком паука и был на сатанинском сборище своим человеком?

Кикимора.

Он создавал впечатление единственного, кто получал истинное удовольствие от участия в этой истории. Да, он опекал Демида, он называл Демида братишкой, он вытягивал его из безнадежных ситуаций. А почему бы и нет? Если он был Главным Игроком, передвигающим пешки на своей шахматной доске, то он должен был заботиться о том, чтобы никакая из действующих фигур-марионеток не выбыла из игры раньше времени. Игра продолжалась и запутывалась все больше, хотя давно уже должна была закончиться. Карха убили аж два раза – а он ожил. Демида посадили в тюрьму и почти зарезали – а он выжил и даже убежал. Милиция почти схватила его за задницу – но вот он сидит, хотя и изрядно измочаленный, на свободе.

На свободе?

На хате у Кикиморы.

У Хозяина в гостях?

Все эти аргументы были притянуты за уши. Но задуматься стоило.

Демид не любил заниматься анализом окружающего его мира. Он просто жил и действовал по обстоятельствам. Он подгребал, мчась по бурному течению через бурлящие пороги, и подгребал, как правило, удачно. Но сейчас он просто не знал, куда плыть.

Стоило задуматься.

* * *

Дверь хлопнула в прихожей, и квартира, доселе тихая, сразу заполнилась разговорами и смехом. Два голоса: звонкий и тонкий – Леки и сиплый скрежет Кикиморы. Вот еще друзья нашлись. Скорешились. Шляются вечно где-то целыми днями. А Демида на улицу не пускают. Сидит он тут, как медведь в берлоге, лапу сосет и в телевизор таращится.

Это все Кикимора. Заявил, что после той злополучной ночи ментов в городе – на каждом углу. И все его ищут – Демида Коробова. Специально, наверное, Кикимора все это напридумывал, чтобы Леку от Демида отрезать, последней связи с миром его лишить. Да и удобнее так – без Демида охмурять ее, лапшу ей на уши вешать. А Кикимора это умеет. Он много чего умеет.