Артефакт - Дмитрий Иванов Страница 81

– Только говорят, с самим собой потруднее бывает справиться, чем с кем бы то ни было… – многозначительно добавил он.

– Это если не знаешь – кто ты, – сдержанно заметил я, рассматривая стену с сейфом: картина там больше не висела, зато оголенная ниша была почти доверху заполнена аккуратно уложенными плоскими кирпичиками, отсвечивающими желтизной в сумраке гостиной.

– Золотой запас… – гордо сообщил он, проследив за моим взглядом. – Правда, теперь все обесценилось, но ничего, придет время…

– Твое время уже пришло, – сказал я. – Оно тебе не нравится?

– Разговор этот мне не нравится, – нахмурился он. – Ты тут мудрецом себя, что ли, вообразил?.. Наш с тобой «умник» первым спекся, так что не надо щеки надувать…

– Картина в спальне? – спросил я.

– Классная?..

– Зачем ты ее унес?

– Тут она больше не нужна. А там… Я люблю яркие цвета.

Его тон неожиданно переменился и стал каким-то слегка растерянным.

– А здесь все будто превращается в пепел, – пожаловался он. – Все краски… Блекнут с каждым днем.

Я кивнул:

– У нас ненамного лучше.

– Да, у вас не лучше, – согласился он, и мне вдруг почудилось, что нас это действительно сблизило.

– А там… Там, где теперь светит солнце… Ты бывал там? – спросил я.

– Солнце? – недоуменно посмотрел он на меня.

– Ты не бывал там?

– Там, откуда ты сбежал? – подозрительно прищурился он.

– Сбежал? – не понял я: вряд ли мой почти вынужденный уход можно было назвать бегством. Или он имел в виду что-то другое?

– Отчего же ты перебрался к «умнику»? – язвительно поинтересовался он, снова резко поменяв тон.

– Там было слишком… – замялся я, не зная, что и сказать.

– Да там же ни черта нет! – обличительно перебил он меня. – Пустота!.. Пустота и ветер! Один только ветер…

«Вот почему Насим тогда так странно себя повел, – догадался я. – Они там ничего не видели. Для них там один только ветер…»

– Ладно… Я убью тебя, и все встанет на свои места, – утешил меня мой последний наставник. – У нас больше никогда не будет этих дурацких… приступов… ты увидишь. Ты поймешь, что такое настоящая жизнь.

Он смотрел на меня почти по-отечески…

– Тебя нельзя оставлять в живых, – окончательно постановил он.

– А ты способен это сделать? – оценивающе взглянул я на его совершенно ребяческое лицо. – И ты уверен, что так будет правильно?

– Все станет как раньше! – убежденно заявил он: кажется, ему очень хотелось, чтобы я его поддержал.

– Это невозможно, – вздохнул я.

– Почему?..

С улицы послышались далекие раскаты грома. Он настороженно поднял голову:

– Давно собирается…

– Зачем ты убил Кеглю? – спросил я. – Да еще так подло… Прямо на глазах у Ирки… Под чужой личиной.

– Под чужой? – осклабился он.

– Виталик был совершенно безобиден.

– Хотел тебя расшевелить, – невинно пожал он плечами. – Вдруг бы Насим до тебя первым добрался… А мне хотелось лично тебе в глаза заглянуть. И потом… Тогда у меня еще не было печати – ты сам меня туда и затащил, я только воспользовался моментом… А он обрадовался, когда меня увидел. Стоило всего лишь улыбнуться ему. Прямо как дитя…

– Тебе все это нравится… – скривился я.

– Таковы правила игры, – возразил он.

– Я твоя последняя игрушка.

– Да…

– Ты останешься совсем один.

– Я всегда был один, – сдвинул он брови. – Сколько бы ты ни путался у меня под ногами… Но я всегда был первым.

– В чем это? – насмешливо спросил я. – Как-то не следил я за твоими успехами…

– Я принимал решения и совершал поступки, а ты только замаливал за меня грехи да подбирал объедки с моего стола, – надменно заявил он.

– Какие грехи, какие еще объедки? – изумился я: он однозначно проживал жизнь в какой-то другой реальности…

– Я шлепнул того парня, а ты отсидел… Нет?

– Вот ты о чем.

– А помнишь ту девку?

– Какую девку?

– С которой Кегля путался.

– Ольгу?

– И тут ты опоздал… – ухмыльнулся он.

– Так это ты изнасиловал Ольгу?

– А ты думал, «умник»? – На его лице было написано такое искреннее самодовольство, что мне даже стало немного жаль его – он совершенно не понимал, насколько нелепо это выглядело.

– Но у него была печать, – недоверчиво прищурился я. – У тебя печати не было, ты просто хочешь меня разозлить…

– Я оказался в том же месте и в то же время. Удивительно, правда? Жизнь полна таких неожиданностей. Я пришел навестить Кеглю… Эти печати очень вероломные штучки – так и норовят тебя подставить. Не замечал?

– Я не стану тебя убивать, – равнодушно сказал я.

– Я знал, что ты слабак, – сразу же посерьезнев, укоризненно заметил он.

Вспышка молнии вырвала его лицо из полумрака, и я вдруг отчетливо увидел в глубине его зрачков затаившийся древний ужас.

– Тебе придется все начинать сначала. – Я снял медальон со своей шеи и облегченно вздохнул: у меня было такое ощущение, что снял я с себя ярмо.

– Слабак… – повторил он. – Ты бросаешь меня, а мы могли бы…

– Больше нет, – покачал я головой, протянув медальон ему. – Теперь я свободен.

– Но мы должны… – окончательно потерялся он, даже не взглянув на печать.

– Кому?

Он что-то ответил, но докатившиеся до нас раскаты грома помешали мне его услышать. Зато я увидел нож в его руках – это было явно антикварное оружие.

– …Мне просто больше ничего не остается, я должен… У меня… у меня больше ничего не остается… – почти беззвучно бормотал он, словно творил заклинание.

– Собрались, мальчики? – послышался со стороны спальни до боли знакомый женский голос: в дверях, кутаясь в мой махровый халат, стояла Юлия. Она сладко зевнула, подошла к письменному столу и поставила на него высокую восковую свечу, которую держала в руке. Надо сказать, ее внезапное «явление» ошарашило меня почище всех этих громов и молний, которые нагнетали жути за окном: выглядела она совершенно обыденно, по-домашнему, и этот ее облик так контрастировал с ирреально сумрачным миром вокруг нас, что его ирреальность стала, наконец, вопиющей… И от нее веяло тем же самым спокойным, умиротворенным присутствием чего-то вечного… что было так безмятежно в своей вечности там – посреди залитого солнцем безлюдного города…

– Мы тебя разбудили, милая? – с неожиданной нежностью в голосе поинтересовался смертельно опасный осколок моего «я», трепетно лаская пальцами лезвие старинного кинжала.