Революция 2. Книга 2. Начало - Александр Сальников Страница 8

«Надо еще Оленьке как-то объяснить», — снова попытался отвлечься Александр Федорович. Убеждать присяжных и сенаторов он научился весьма недурно. А вот жену — получалось не всегда.

После Кровавого воскресенья, будучи еще помощником присяжного поверенного, он увлекся игрой в революционера. Увлекся ненадолго, но пламенно и страстно, за что в скором времени поплатился. Однажды поздним декабрьским вечером на квартиру Керенского пожаловал околоточный надзиратель. За ним вошел жандармский ротмистр и еще несколько полицейских. Когда появились понятые, Александр Федорович перестал тешиться надеждой. Обыск небольшой квартиры не отнял у жандармов много времени.

«…кожаный портфель с гектографированными заявлениями от имени организации «Вооруженное восстание» и экземпляры прокламации к интеллигенции от имени той же организации, картонная коробка с бумагой для гектографа, восемь экземпляров программы эсеровской партии, тетрадь со «стихотворениями преступного содержания» и револьвер с патронами». Обвинение зачитывало перечень найденных улик, а Керенский все еще не верил в происходящее.

С тех пор Александр Федорович сторонился оружия, но тогда заряженный револьвер тяжело лег на чашу весов правосудия. Керенский загремел в «Кресты». Только ходатайство двоюродной тетки, да ее связи среди бюрократов высокого полета позволили ему провести остаток срока в Ташкенте.

Оленьке же пришлось примерить на себя роль жены декабриста. С годовалым Олегом на руках она храбро отправилась в ссылку за мужем.

Не желая стеснять особым полицейским надзором родню, молодая семья остановилась в меблированных комнатах. Душное и жаркое лето девятьсот шестого, грязь и кишащие заразой улочки и дома навсегда остались для Ольги кошмарным видением. И вот теперь Александру Федоровичу предстояло объявить ей перед ужином, что ее любимый должен отправиться в Туркестан.

«Надеюсь, она хотя бы не прочла Фединого письма», — метнулась мысль, когда Керенский вспомнил, что оставил распечатанный конверт на столе в кабинете.

Ноги сами собой набирали темп. Очнулся он уже на Литейном, едва не угодив под запоздалый трамвай. Керенский вскочил на подножку и подставил разгоряченное лицо ветру.

Начал накрапывать дождь.

* * *

— Вот вы где! — выдохнул ротмистр Богданович, вваливаясь в кабинет. В комнате разом стало тесно и душно. Богданович промокнул испарину платком. — Я вас обыскался!

Подполковник Рождественский поднял усталые глаза от бумаг.

— Присаживайтесь, Юрий Николаич, — указал он на стул. Раздражение всколыхнулось в подполковнике. Хотелось в тишине окончить дела до субботы, отоспаться потом на выходных, а тут этот боров!

Рождественский покосился на часы. Стрелки показывали четверть десятого.

— Домой к вам посылали, а вас нет! — отдышавшийся Богданович комкал платок. — Хозяйка говорит, мол, со службы еще не приходил! А я в суматохе заглянуть в кабинет-то к вам и не догадался!

— А что за спешка? — Раздражение Рождественского сменилось удивлением. Он отодвинул от себя папку с протоколом допроса. Арестованный хозяин подпольной типографии уже начал рассказывать интересные вещи, когда ворвался потный ротмистр. Видимо, придется повременить с откровениями.

— Его превосходительство вас требуют, — едва ли не заговорщицким шепотом произнес Богданович.

— Когда? — еще раз посмотрел на часы подполковник.

— Они ждут-с, — ротмистр вытаращил глаза. — С девяти часов ждут-с…

Рождественский вскочил и одернул китель.

— Что ж ты молчал-то, разиня, — зло процедил он, хватаясь за фуражку.

Перемахивая сразу через две ступеньки, он взлетел на третий этаж. Место адъютанта за столом в приемной начальника Петроградского отделения по охранению общественной безопасности было пусто. Рождественский шумно перевел дыхание и постучал.

— Входите! — раздался из-за двери зычный голос генерал-майора Глобачева.

Подполковник потянул на себя витую бронзовую ручку и шагнул через порог. Шагнул, словно в прорубь на Крещение.

— Ваше превосходительство! — козырнул он и вытянулся.

— А-а, Сергей Петрович! Рад что вы заглянули, — начальник Охранного отделения затушил папиросу, — в столь поздний час. Простите, что подняли вас из постели.

— Никак нет, Константин Иванович, — не понимая, чего ожидать, отвечал Рождественский. Лицо начальника было серым от усталости и задумчивым. — Я еще не успел уйти.

— Хорошие же у нас сыскари работают, — усмехнулся Глобачев, — раз по кабинетам друг дружку найти не могут. Ты ж у себя был?

Рождественский кивнул:

— Так точно! Засиделся с бумагами. — Морщина меж бровей Глобачева стала разглаживаться, и подполковник решил разрядить обстановку. — Осеннее обострение в этом году у господ социал-демократов наступило преждевременно. Работы невпроворот.

— Работы много, — протянул генерал-майор, массируя кончиками пальцев уголки глаз, — тут ты прав… Да ты присаживайся, подполковник, закуривай, — махнул рукой Глобачев и, дождавшись пока Рождественский устроится на стуле, добавил: — Дело у меня к тебе, Сергей Петрович, имеется.

Тон генерал-майора настораживал.

— Надо бы за одним человеком приглядеть, — продолжал Глобачев, — в поездке.

— Не совсем понимаю, ваше превосходительство, о чем идет речь, — нахмурился Рождественский. То, что начальник Охранного отделения предлагает ему, полковнику Рождественскому, надеть «гороховое пальто», обескураживало. — Филеры под ведомством Отдела наружного наблюдения.

Глобачев взял со стола портсигар, размял папироску.

— Филеры без работы не останутся, не переживай, — начальник Охранного отделения постучал папиросой о портсигар и чиркнул спичкой. — Тут дело тонкое. Для человека одаренного, опытного. Верного. Навроде тебя, — лукаво улыбнулся Глобачев.

Рождественский молчал.

— Ты ведь у нас на особом счету, Сергей Петрович, — генерал-майор выпустил дым в потолок. — Медаль вон за беспорочную службу носил бы, кабы не тот случай.

Упоминание о «том случае» хлестнуло Рождественского не хуже нагайки. Челюсти сжались. Жар прилил к щекам.

Два года назад Рождественский случайно столкнулся на улице с опасным боевиком РСДРП Джамбалдоржем. Вызывать подмогу времени не было, и подполковник пошел за ним следом в одиночку. Монгол заметил слежку и заманил Рождественского в глухую подворотню. Завел разговор. Сунул руку в карман…

На Джамбалдоржа была ориентировка как на особо опасного. Ему и раньше приходилось убивать полицейских. Раздумывать Рождественский не стал и выстрелил в большевика. Убил.

Вот только то, что хотел достать из кармана Джамбалдорж, оказалось не револьвером, а всего лишь безделицей. Игрушкой. Маленькой фигуркой сверчка. Оружия при боевике не было вовсе.