Зимний зверь - Елизавета Дворецкая Страница 77

– Ну, пойдем Велу искать. – Огнеяр легко поднялся с земли и за руку поднял девушку.

Они пошли по лугу, и Леля-Веселка не спрашивала, куда они идут. Ее память не знала этого места, но она понимала его суть и была уверена: в какую бы сторону они ни двигались, они все равно придут именно туда, куда нужно. Это свойство дорог Надвечного мира – здесь ведет дух, а не ноги. Вот так же та, прежняя Веселка, в Полях Зимерзлы нашла дорогу к избушке Мудравы… Чужое воспоминание мелькнуло и ушло назад: здесь все было иначе.

Постепенно пустота луга кончилась; навстречу стали попадаться коровы, потом целые стада. Все они были черными, гладкими, с причудливо изогнутыми рогами, многие с телятами. Там, в Прямичеве, тоже была такая корова. Теперь она где-то среди этих. Все коровы мирно паслись, поднимали головы навстречу идущим и тут же снова опускали их к траве. Никаких пастухов или собак, никакого следа человека.

Впереди над равниной забрезжили горы: смутные, белесые, полупрозрачные, они словно бы парили между землей и небом и были похожи скорее на нагромождения тумана.

Местность пошла вверх, и вдруг на пологом склоне показались два источника. В одном из них вода была прозрачная, светлая, искристая, в другом – мутноватая, тусклая, и даже на глаз ее движение было медленнее. Возле этого источника лежал огромный черный валун.

– Вот она! – шепнул Огнеяр.

– Кто? – недоумевающе шепнула девушка в ответ и вдруг увидела на месте черного валуна высокую, тощую, высохшую, как щепка, старую женщину.

Ее длинные, сухие, спутанные волосы цвета увядшей травы спускались ниже колен, так что из их чащи только и было видно что пожелтевшее лицо с мелкими, острыми, недобрыми чертами, покрытое множеством морщин, длинные худые руки с цепкими пальцами и подол грязно-серой рубахи. Глаза Велы смотрели с хищным жадным чувством, и под взглядом их кровь сохла в жилах. Веселка в ужасе прижалась к Огнеяру: в этой женщине была ее смерть, а исходящий от Огнеяра могучий ровный жар внушал чувство надежной безопасности.

– Добрались! – Вела усмехнулась, показывая мелкие, тесно сидящие желтые зубы. – Пришла ты ко мне, голубка белая! Я ли тебя не звала? Помнишь, что я тебе говорила! Ты себе новое пристанище нашла, а я тебя нашла, первой из всех богов нашла, пусть попомнят! – Вела с мстительным торжеством вскинула иссохшие кулаки над головой, обращаясь к здешнему темному небу, отделившему ее от верхних миров. – Я тебя звала к себе, хотела путь указать, да ты еще слаба была, глупа – не поняла ты меня тогда! Умом думала, а ум тут не помощник! Да от судьбы не уйдешь – все сделалось, как и надо было!

– Зачем ты ко мне Перунова сына прислать хотела? – спросил Огнеяр.

Голос его звучал глухо, отрывисто и враждебно: Мать Засух была так ему ненавистна, что он с трудом держал себя в руках. Шерсть на загривке вставала дыбом, волчьи клыки сами собой скалились. Присутствие Велы пробуждало в нем худшие черты зверя: нерассуждающую злобу и порывистую ярость. Непримиримая вражда живого к мертвому толкала его броситься на старуху и вцепиться клыками в ее высохшее горло, но человеческий разум сдерживал звериный порыв.

– Я к тебе хотела его прислать? Как бы не так! – Вела хихикала, наблюдая за ним, – она понимала, что с ним происходит, и упивалась его злобой, которая для нее была сладка. – Я ее к тебе прислать хотела! – Она ткнула длинным желтым пальцем в сторону Веселки, и та в испуге спрятала лицо на горячем плече Огнеяра. – Я сказала: пусть Весна-Красна придет к Огнеяру, князю чуроборскому, а он ее в Велесово подземелье перенесет, как отец его и прежде Лелю переносил. И станет она для мира новой весной! Да бабка глупая попалась: я ей толковала, что надо сделать, а она сдуру поняла, что это все уже сделалось и оттого беда! Я ей про лекарство толкую, а она думает – про болезнь! Да чего с нее взять – еле я до нее докричалась. А ты-то, сыночек, и того услышать не сумел!

Вела буравила Огнеяра ехидным ядовитым взглядом, но он не замечал, обдумывая ее слова. Да, вот теперь все получалось. Вела хотела через Веверицу указать путь к спасению: послать к нему, Огнеяру, новое земное воплощение Лели-Весны, чтобы он переправил ее в Велесово подземелье и там помог встать на тот путь, которым извечно ходит богиня-весна.

– Ну, дошло наконец? Доехало? – в лихорадочном нетерпении кричала Мать Засух. Оба источника у ее ног яростно бурлили, волосы ее стояли дыбом, глаза горели диким желтым светом, тощее тело сотрясала дрожь. – Ну, что стоишь, сын Велеса! Сделай свое дело! Усыпи ее! Дай ей священный сон весны, и она станет весной!

Огнеяр повернулся к Веселке. На лице его было написано потрясение нового, самого главного открытия. Он понял, он окончательно и с полной ясностью понял сейчас, в чем найдет свое спасение погибающий мир. На этот путь толкала Вела, этим путем судьба вела девушку из Прямичева, хотя и люди, и сама она совершенно неправильно поняли подсказку Велы.

Веселка, ничего не понимающая, вздрогнула под его взглядом, прожегшим ее, как молния, с ног до головы. Ее переполняли ужас и восторг разом: лицо его вдруг показалось ей солнцем всего мира, но ей было отчаянно страшно, будто одно его прикосновение могло испепелить ее, развеять по ветру ее легкий дух, как огонь развеивает облачко тумана. Где-то рядом были гибель и торжество, так тесно сплетенные, так крепко сплавленные, что остатки ее сознания гасли, бессильные в этом разобраться. Один шаг – и все будет сделано; шаг безвозвратный, и не в ее воле тут решать… Реза Крада мелькнула перед глазами багровым отблеском, перевернулась через себя и стала резой Алатырь – Мировой Горой, знаком Равновесия и вечного движения вокруг камня-основы, на котором стоит мировой порядок.

– Иди по Дороге Дорог, иди по Дороге Радуги, иди меж Белобогом и Чернобогом, от Истока к Итогу – иди, и пусть конца твоему пути не будет, как нет ему начала! – неистово крикнула Вела.

Больше не было знаний и мыслей; во всей вселенной остались только они вдвоем с Огнеяром, и багряной зарей мир залило ее влечение к нему и ее ужас перед ним, неизбежное влечение и неизбежный ужас, потому что на противостоянии тьмы и света держится мир…

Огнеяр вдруг обнял ее и порывисто прижал к себе; восторг и ужас достигли нестерпимо горячей, наивысшей точки, и она успела ощутить только предчувствие близкого поцелуя. Волна жара и леденящего холода стремительно покатилась по жилам, все существо пронизал горячий трепет, и вдруг все кончилось: она лишилась сознания и бессильно повисла на руках у Огнеяра.

Огнеяр подхватил падающую девушку и осторожно опустил ее на траву. Глаза ее были закрыты, на лице осталось спокойное, умиротворенное выражение. Склонившись к самому ее лицу, он прислушался к ее глубокому и ровному дыханию. Она спала.

Скрипуче-одобрительно хихикнула Вела.

– Сгинь! – рявкнул Огнеяр с такой непримиримой яростью, что Мать Засух не посмела дальше его дразнить и пропала, избавила его от своего ненавистного присутствия, хотя бы в качестве награды за то, что он только что сделал.

Со злостью кусая верхним волчьим клыком нижнюю губу, Огнеяр сел на траву рядом с лежащей девушкой. В нем кипело странное двойственное чувство: что его обманули и что он успешно исполнил священный обряд. Он сделал то, что от него требовалось, духом Велеса поддержал движение мира, но его мучило чувство неудовлетворенности, потери. Его человеческая половина радовалась и гордилась сделанным, а божественная часть его существа несла те самые муки, которые извечно переносит сам Велес над бесчувственным телом богини-весны. Она спит, и больше никогда ему не заглянуть ей в глаза. Этот мир ночного солнца, в который он привел ее в поисках ответов и помощи, стал для нее ловушкой; ее сон нерушим, как смерть, и ей не проснуться больше, не выбраться отсюда к верхнему, дневному солнцу. Ему не разбудить ее – это во власти другого…