Где нет княжон невинных - Артур Баневич Страница 75

— Отец нанялся? — тихо, как и женщины, спросил Дебрен. — За тот талер?

— А ты что думал, он его у вдовы с ребенком на руках отнял в глухой пуще? Ясно, что честно заработал. Очень честно, добавлю от себя. Потому что хоть им надо было всего-то бабу через горы провести, а о защите и речи не было — разве что от зверья или волколака, так они даже увеличить плату не потребовали, а ведь на них бельницкие волонтеры напали. Он сражался до конца, пока мог и было с кем. А их много было, ну и с чародеем.

— Много, с чародеем? — удивился Йежин. — Так как же ваши с Гензой отцы домой вернулись?

Збрхл взглянул на него мрачно, но слова ему пришлось подбирать довольно долго. Его явно мучила эта проблема.

— Меня там не было, — пожал он плечами, — а тот, кто был, клялся, что от молний даже лес посветлел. Может, преувеличивал, только я сам видел припаленную сверху конскую голову.

— Чары, — сказала Петунка. — Не знаю, с обеих ли сторон, но с одной наверняка. Потому что, хотя неопровержимого доказательства у меня и нет, голову дам на отсечение, что твой отец на ту ведьму наткнулся, которая в бельницком замке сервиз сперла. Тот самый, за который ее метелью преследовали.

Ротмистр таращился на нее долго, слегка приоткрыв рот.

— Ты хочешь сказать… Махрусе упаси, Петунка! Ты хочешь сказать, что я остался сиротой, потому что отец какую-то… воровку?..

— Нет! — Все подняли головы, потому что стойка, хоть и ранневековая, сделала Ленду самой высокой меж собравшихся. К тому же она была смущена больше всех, однако быстро взяла себя в руки. — Простите мое возмущение, но случайно я знаю, что воровкой она не была.

— А кем была? — от имени остальных спросил Дебрен.

— Она… людей лечила. — Почувствовав, что от нее ожидают большего, Ленда тихо вздохнула. — Ну хорошо: в основном женщин. И тем, другим занятием… ну знаете… тоже порой не брезговала. В основном после нападений, когда к ней с ревом приходили не дурные и глупые, а просто те, у кого ноги не такие прыткие. Но она в сто раз больше детей для Бельницы спасла, чем… ну, понимаете…

— Акушерка, — подытожил Дебрен.

— Очень хорошая, — подчеркнула Ленда. — Если рядом с госпожой Здренкой была бы такая женщина, как Серослава, то, возможно, мальчонка… Прости, Збрхл, — спохватилась она. — Я на твою рану соль… Но я не могу молчать, когда позорят ее память. Хотя бы потому, что и меня бы не было, если б не она.

— Она принимала тебя? — Петунка нахмурилась, у нее что-то не складывалось. — То есть… она тогда выжила? — Ленда кивнула, но не слишком убедительно. — Ее не убили?

— Ну конечно, не убили, если она продолжала работать… Но то, что такой преступнице простили провинности… ну-ну…

— Немного еще пожила, — тихо сказала Ленда. — Совсем недолго для человека, владеющего чарами. И не работала. И провинности ей не простили. Она не вышла живой из башни.

— Так вы родились в башне? — заинтересовался Йежин.

Ленда грустно улыбнулась:

— Благодарю, господин Йежин. Но я же говорила… Я уже не девчонка. Немного пораньше на свет явилась.

— Я думал, ты шутишь относительно своего возраста, — признался — кажется, искренне, — Збрхл.

— Нет. Но и тебя благодарю. И давайте покончим с этой малоприятной для женщин темой. Скажи лучше… ты начал рассказ с того ГЗМ.

— Так я не договорил? Простите. Думаю, вы и сами догадались: папенька мой сначала по голове получил, потом по заду. Он не убегал, упаси Боже, его окружили, и тогда… В общем, они отступили. Бабу схватили, ребенка… Не за что было умирать, да еще бы и те двое погибли, потому что папаня как сумасшедший топором размахивал. Попутно целую полянку в рощице вырубил. Ну, они и сбежали. Даже коням не очень крепко досталось, только тот, припаленный, в лес рванул, и его лишь под утро нашли. Не стали никого догонять. Родитель Гензы один за главного остался, а одному не управиться бы. Ну и моего сначала надо было осмотреть да перебинтовать.

— Правильно, — подхватила Ленда, избегая взгляда Дебрена. — Глуповатая молодежь над такими ранами посмеивается, но они чертовски опасны. Потому что и крови много, и быстро обмыть надо… Правильно старший Генза сделал.

— Ну, в этом-то я как раз не уверен, — поморщился Збрхл. — Такими-то уж глубокими раны не были, если отец целую полуроту бельницкого сброда разогнал. Хоть и в потемках. А потом еще верхом до самого Правда доехал. Не говорите Гензе, потому что, сдается, я дольше бы с обоими родителями пожил, если б его отец все-таки помчался догонять бельничан.

— Э?

— Потому что он, дурень, в качестве бинта использовал… пеленку.

— Что использовал? — поразилась Петунка.

— Ну, тряпку такую, которой грудничков…

— Я четверых детей на свет произвела, — просипела она. — Знаю, что такое пеленка. Просто меня удивило, откуда у кондотьера… — Она осеклась. — Ну да. Язви вас, сдуреть можно с этими мужиками… Я же спрашивала, не грудничок ли ребенок-то был. Нет, откуда! На няньку орет, грехи наши… А если пеленки — значит грудничок, об этом ты не подумал? У тебя три дочери, до каких пор ребенок в пеленках ходит?

— Пока они протекать не станут? — спросила как бы от имени ротмистра Ленда. И тут же посерьезнела. — Оставь, сестра. Он не в няньки наниматься собирается, а в солдаты. Так что не обязан в пеленках разбираться.

Збрхл, ко всеобщему удивлению, символически сплюнул.

— Ну, этого-то я как раз бы и не сказал. Солдат должен разбираться во всем, что может его убить. Значит, и в пеленках тоже.

— Убить? — недоверчиво повторила Ленда.

— Причем дважды. Во-первых, потому что ведьма Серослава их взамен пергамента дала: когда-нибудь, мол, отец ее как ассигнату [16]солидного банка на звонкую монету обменяет. И, вероятно, поэтому он чувствовал себя обязанным так яростно защищаться: серьезный контракт, серьезный подход. Во-вторых, потому что на ней была моча того сосунка, и от нее заражение на отцовы раны пошло. Так что, если б не пеленка, он, возможно, поручения не принял бы, а приняв, не умер.

— Моча? — Казалось, Ленду это здорово потрясло, но и на других тоже подействовало крепко.

— Малоромантическая история, — криво усмехнулся Збрхл. — И никак не годится на то, чтобы с ее помощью повышать моральные устои кандидатов в рыцари. Потому что какая из нее следует мораль? Что если у кого-то слишком мягкое сердце, то ему и твердая задница не поможет, да спасенный ему же еще в рану напрудит?

Ответа он не получил. Похоже, никто не смог придумать более достойную мораль.

— Одного я не понимаю, — буркнул Дебрен после недолгого молчания. — Почему ассигната-то из пеленки была?

— Пергамент она уже не в состоянии была тащить. — Это могло бы прозвучать насмешкой, если б не то, что Ленду было едва слышно.