Клинок Богини, гость и раб - Анастасия Машевская Страница 73

– Берад…

– Еще раз заявишься так поздно – клянусь, я тебя изобью. – Он с силой отбросил ее руку, так что жрица, потеряв равновесие, чуть не упала, вовремя схватившись за крышку сундука.

Берад упал на свою сторону кровати и захрапел. Жрица, дрожа, осела на пол.

С рассветом Шиада, затянув потуже тесемки утепленного халата, отправилась к верховному друиду Таланару. Жрец открыл дверь сам, никого из прислужников в комнате не было.

«Знал», – пронеслось у жрицы в мыслях.

Таланар жестом пригласил Шиаду войти. Кивнув, жрица окинула взглядом старое морщинистое лицо, длинную седую бороду и такие же волосы; платье из оленьей кожи и вайдовый узор из символов кольца, Змея, заглотившего собственный хвост, крыльев орла, падающего дождя, геометрической формы ромба и скрещенных мечей Часовых, украшавших лицо и шею старца.

«Нисколько не изменился».

– Светел твой рассвет, владыка Тайи, – поприветствовала женщина по-жречески.

– Богиня в каждом из нас, в сердце и разуме, на земле и на небе, Шиада.

Таланар завел речь сам, и они проговорили о многом, прежде чем друид за руку вывел Шиаду во двор и предложил прогуляться. Оказавшись на воздухе, женщина спросила, прислала ли кого храмовница на чествование новорожденного принца. Таланар испытал удивление, но не остановился, продолжая идти, будто ощупывая старыми ступнями в тонких сапожках шершавую землю.

– К чему храмовнице посылать сюда посвященных, если здесь будет Вторая среди жриц?

Сердце Шиады пропустило удар. Вторая среди жриц?

– Я не совсем понимаю, – сказала она уклончиво.

– Не лукавь, жречеству это чуждо, – по-отечески проворчал Таланар.

Присели на скамейку, и Таланар заговорил крайне серьезно:

– Говорят, Бирюзовое озеро очень красиво ночью?

– Достаточно, чтобы быть полезным.

Таланар удовлетворенно кивнул. Они говорили, сидя плечом к плечу, и каждый глядел перед собой.

– Давно ты смотрела в небо?

– Каждый вечер, с воцарением Шиады, и каждую ночь в часы Нанданы, пока на рассвете Ее не сожжет Тинар, я смотрю. И в небо, и на воду, что отражает его свет.

– Древние мудрецы учили, что только лунный и звездный свет – истинный, потому что позволяет видеть сущее.

– Разве ты стал сомневаться в их правоте, о почтенный? Солнце не дает увидеть ничего, кроме себя самого. Оно слишком эгоистично.

– Пожалуй. Но если ты знаешь это, ты знаешь и Замыслы.

Теперь кивнула Шиада.

– Грядущее меняется каждый миг по нашим надеждам, желаниям и страхам, – сказала жрица. – Любой, кто бывал за пределами человеческого времени, это знает. Но чтобы сдвинуть звезды, нужна рука и срок, недоступные никому из людей.

Женщина обернулась к друиду:

– Я вижу многое, владыка, но не уверена, все ли правильно понимаю. Это будет, когда солнце сравняется в Чашах, или еще до того, пока Дева полощет косы?

– А может, Шиада, и пока Золотогривый отгоняет хвостом оводов.

– Но его срок истекает послезавтра, – нахмурилась Шиада.

– Или наоборот, – продолжал Таланар, – позже, вплоть до того, когда засияет Голова Заклинателя. – Наконец он сам обернулся к женщине. – У меня нет ответа на твой вопрос, дитя. Мы прочли одно и то же, Шиада, но наше знание никогда не будет одинаковым.

Шиада покачала головой:

– Не станут варвары ждать Владыку Круга – он ведь приходит зимой и уходит, лишь когда настает срок сбросить кожу и обновиться, позволив Великой Змее заново родить себя в дни зимнего солнцестояния.

Таланар помолчал, потом отвернулся от жрицы и, вновь устремив взор перед собой, заговорил:

– Я прожил длинную жизнь, Шиада – подумать только, ты годишься мне во внучки, – и знаешь, чему я рад? Тому, что Праматерь дала нам небо и щедрой рукой рассыпала в нем звезды. Многое гласят небеса, выражая намерения Четырехликой. И горек удел тех, кто умеет читать.

Шиада судорожно сглотнула и прикрыла глаза, не совладав с собой. Друид заметил и участливо, немного живее прежнего произнес, накрыв лежащие на коленях ладони женщины своей – сморщенной, в жилках.

– Ну, не время тебе сейчас думать об этом, верно? – улыбнулся Таланар. – У тебя ведь сегодня важная встреча.

Шиада вздрогнула от слов старца, понятных ей одной.

Прощаться с Таланаром они не стали даже в мыслях – жрица молча поклонилась и, полная решимости, вернулась в покой, изо всех сил взывая к Праматери с просьбой дать столько сил, сколько потребуется.

Берад, уже умытый и одетый, стоял у окна.

– Это был Таланар? – спросил муж жрицу.

– Тебя не провести, – ответила она, ненадолго застыв в дверях. Ступив в комнату, женщина увидела на кровати платье, окрашенное в черное с рыжим.

– Я приказал Гвинет прогладить его, – пояснил Лигар.

Жрица оделась, уложила волосы, надела украшения (хоть и совсем не любила их): длинные тонкие серьги с топазами изящной огранки, широкий золотой браслет поверх черного рукава, заколола прическу дорогой золоченой шпилькой с такими же камнями.

«Я влюбился в красоту лани и мудрость совы, но в итоге получил чертовски большого ежа!» – подумал Берад, оглядывая жену и предлагая руку.

Женщина вздрогнула, коснувшись руки мужа.

Супруги вошли в трапезную, склонились перед королями и сели на отведенные места – ближайшие по правую руку от Нироха. Прислужники подавали свежеиспеченный хлеб и мед к нему, масло и сыр, вареные яйца и каши, свежие овощи и фрукты; изюм и финики, привезенные из далекого Адани; разливали воду, чай и молоко.

«Если мне придется провести с ними хотя бы неделю, я поврежусь умом», – думала Шиада, до сознания которой доносились мысли присутствующих. Напротив четы Лигар Таланар и архиепископ Ликандр, к неудовольствию последнего, сидели бок о бок. В такой ситуации можно было бы вести хорошие дискуссии о вере: шестеро восседающих в начале стола делились поровну – трое язычников и трое христиан (во главе с королевой). Но Шиада, ощущая, как нарастает в груди тревога, в беседе почти не участвовала и только где-то между делом ответила согласием удовлетворить какую-то просьбу короля, суть которой дядя обещал поведать позже.

Воздуха в зале становилось все меньше, грудь теснило. Выдержка, которой, как казалось прежде, Шиада запаслась с лихвой, выгорала, словно пряжа под палящим солнцем югов.

– Прошу простить, – наконец выговорила она, отставив стакан с молоком и поднявшись на ноги. Странное чувство, замешанное с боязнью, застило глаза – женщина потеряла равновесие, ясность видимых очертаний завтрака исчезла. Берад удержал жену за локоть, когда она чуть не упала.

– Тебе нехорошо? – в голос спросили Берад и король. Только на лице Таланара ни дернулась ни бровь, ни седой ус.