Мир Волкодава: Эпоха бедствий - Андрей Мартьянов Страница 73

- Э-э... - Драйбен зверски глянул на Асверу-са и со всей возможной вежливостью в голосе обратился к аэтосийцу: - Прости моего друга, он сказал не подумав.

- У нас принято слегка поругивать друг друга перед боем. - Лаур уяснил, что допущена ошибка и ни в коем случае нельзя обижать человека, с которым будешь сражаться бок о бок. - Говорят, это приносит удачу.

Аррант кивнул, но промолчал. Драйбен заметил, что если все остальные конники "Сизого беркута", как всегда, разбились на пары, то этот почему-то держался особняком. Очень интересно... Традиции Аэтоса не допускают ничего подобного. Два десятка, две сотни, две тысячи... Но никогда поодиночке.

Нардарец бросил взгляд на Асверуса, тоже заметившего необычность. Аррант, краем глаза наблюдавший за напросившимися в легион варварами, неожиданно пояснил:

- Мой друг умер два дня назад от лихорадки. Легат позволил мне пойти в бой. В самый последний.

"Смертник, - догадался Драйбен. - Когда один из "беркутов" погибает или умирает, его друг дерется до последнего, стараясь положить как можно больше врагов, и не щадит своей жизни. Полагаю, мергейтам с этим легионером лучше не сталкиваться лицом к лицу, - ему уже нечего терять. А если останется жив покроет себя позором. Все-таки напарник умер, что ни говори, на войне, и неважно, поразила ли его сталь противника или внезапная болезнь... Не позавидуешь парню".

- Мое имя - Асверус Лаур, из Нардара. Младший сын кониса Юстиния Лаура, носителя золотой короны, - отрекомендовался младший отпрыск княжеской семьи. Мой друг и оруженосец носит имя Драйбена из Кешта. Он мой родственник.

Последовала долгая пауза. По законам вежливости арранту следовало назваться, однако он молчал, сумрачно озирая песчаную равнину. Нагретый воздух создавал впечатление, будто пески слегка колышутся, и размывал черную волну накатывавшихся со стороны солнца мергейтов.

- Теперь у меня нет имени, - твердо сказал аррант, когда молчание стало невыносимым. - Оно вернется, только когда я встречусь со своим братом в Элизиуме, месте отдохновения и радости.

Легионер отвернулся, а Асверус незаметно покрутил закрытым латной перчаткой пальцем у виска, словно говоря Драйбену: "Я же предупреждал - они все как один психи!"

Более взрослый и опытный Драйбен только посочувствовал арранту. Все-таки того с детства воспитывали в духе излишне суровых для варварского материка Длинной Земли аэтосийских законов, каковые считались предосудительными даже в родной для легионера Аррантиаде. В эпархии Аэтоса - единственного города Острова, лишь формально подчиненного власти басилевсов и сохранившего почти полную независимость от Арра, - уложения были на редкость жестки. Аэтос не прославился выдающимися поэтами, историками или волшебниками, там запрещались лицедейские представления и азартные игры, не приветствовались "дома отдохновения", а воспитание молодежи полностью возлагалось на военную знать. Многоученый Драйбен назвал бы Аэтос образцом "страны, управляемой мечом". Если раньше считалось, что многие чужие расы - к примеру, бессмертные альбы или вилии - превосходят человека, то, как видно, управители Аэтоса задались целью создать людей, превосходящих все прочее человеческое сообщество. Расовые уложения в этой аррантской провинции, по мнению многих, стали не просто жестокими, но бесчеловечными. В Университете Нарлака и медресе Мельсины Саккаремской пожилые мудрецы откровенно говорили о том, что в Аэтосе выращивают не людей, а породистых животных, как раз более беспокоясь о "породистости", нежели о духе. Ибо, как известно, величайший поэт, сочинитель, астролог или любой иной ученый муж может быть горбуном, одноглазым, а то и вовсе пораженным проказой, чему несчетно примеров в мировой истории.

Однако аэтосийцы не обращали внимания на злословие варваров и придерживались традиций, установленных в суровые времена Черного неба. Подверженные болезням новорожденные сбрасывались в море со скалы, являвшейся одновременно главным святилищем Аэтоса, родившиеся девочки отдавались на воспитание в соседние эпархии Аррантиады, в городе оставлялись только мальчики, для восполнения поколений покупались самые здоровые и красивые рабыни, процветал культ физической силы и красоты, взрослым аэтосийцам (а таковым житель города считался с четырнадцати лет) запрещалось вступать в постоянный брак с женщиной, ибо, как речется через знаменитейшего аррантского пророка Лаверида Гереция, женщина - орудие совращения.

Дословно текст многомудрейшего Лаверида гласил: "Речи женщины жгут как огонь. Горче смерти женщина, потому что она - сеть, сердце ее - силки, а руки - оковы и много сильных убиты ею. Другие говорят, будто она сосуд, вмещающий в себя все пороки Нижней Сферы, в коей обитает вековечное зло. Однако я не могу поверить, что Создатель Вселенной при сотворении мира сознательно поселил в нем столь растленное создание, не снабдив хотя бы какими-нибудь добрыми качествами..."

На последнюю строку Лаверида предпочитали не обращать внимания. Аэтос продолжал оставаться городом мужчин и вместилищем воинственности, ибо, как не раз утверждали его вожди, нет ничего слаще битвы, для которой создан человек.

В Аррантиаде давно не случалось войн, потому аэтосийский легион "Сизый беркут" можно было встретить как на Закатном, так и Восходном материках во время любых сражений, происходивших в последние столетия в колониях Аррантиады, отстаивавших свои территории от варваров, да где угодно, лишь бы в округе звенел металл о металл и представлялся случай показать свою Неслыханную доблесть.

Таковы были знания Драйбена об аэтосийском легионе, не замедлившем, естественно, ввязаться в кровавую бойню, начавшуюся в пределах Длинной Земли. В то же время арранты, составлявшие "Сизый беркут", словно во искупление потерь, лишавших их многочисленных радостей бытия, оказались людьми крайне гостеприимными, преданными союзникам и друзьям, верными слову и всегда заканчивающими начатое дело. Драйбен, ничуть не принимая дикарские и мрачноватые обычаи "Беркута", питал к аррантам расположение, какое испытывают умудренные годами седобородые старцы к необузданному и плохо воспитанному, однако предприимчивому и жизнерадостному юношеству. По крайней мере, он не сомневался в боеспособности легиона. На всем протяжении своей истории "Беркут" никогда не терпел поражения, а если и отступал, то с честью.

- Нас двое, - осторожно начал Драйбен, пристально разглядывая арранта. На вид тот казался не старше двадцати - двадцати двух лет, темно-серые с зелеными искорками глаза, волосы цвета созревшей пшеницы, нос без горбинки, а скорее вздернутый. И конечно, как и все легионеры Аэтоса, этот тип был довольно высок и необычайно силен. Что ни говори, а заключение мэтров Нарлакского Университета о "породистых животных" имеет под собой веские основания. - Нас двое, а ты один. Понимаю, что ты не привык сражаться в тройке, но, если одного из нас убьют, войдешь в пару?

Аррант помолчал, но потом все-таки буркнул:

- Поглядим. Вы бы готовились, скоро начнется.

И точно: передовой отряд степняков уже находился на расстоянии трех арбалетных выстрелов от строя тяжелой пехоты, готовой принять на себя первый удар.