Хранитель равновесия. Темные игры - Дана Арнаутова Страница 73

– Да, госпожа! – выдохнул Маруди, поднялся и, поклонившись, вышел.

Стоило ему переступить порог, и через несколько мгновений, за которые Наргис постаралась успокоить бьющееся сердце, в комнату вернулся Джареддин. Наргис едва сдержала желание отпрыгнуть куда-нибудь за кровать или к окну, но чародей, словно поняв, что пугает ее, остановился у двери и благожелательно поинтересовался:

– Что еще я могу для тебя сделать, изумруд мой? Видишь, я держу слово.

– И я за это весьма благодарна, – сухо ответила Наргис. – Надеюсь, и после свадьбы ты так же будешь помнить о своих обещаниях.

– О, не сомневайся в этом, любовь моя, – вкрадчиво подтвердил Джареддин. – Как же я рад, что ты говоришь о свадьбе.

Он сверкнул глазами, как сытый кот, увидевший птичку и не знающий, стоит ли охотиться на нее.

– А ты думал, я разрешу опорочить свое доброе имя и честь ир-Даудов? – холодно сказала Наргис. – Я, дочь Солнечного визиря, позволю обойтись со мной как с девкой, которой можно нацепить брачный браслет в каком-то непонятном храме у неизвестного жреца? Откуда я знаю, может, это бродяга, которого ты подговорил обмануть меня за пару монет! Нет уж, если ты и правда желаешь на мне жениться, пусть это будет настоящая свадьба! С благородными гостями, которые знали наших отцов, с танцами, жертвоприношением и… всем, что положено! И тебе еще придется объяснить моему дяде и брату, как получилось, что их даже не позвали на свадьбу! Не дай боги, они решат, что мне пришлось торопиться, скрывая позор…

Она позволила голосу немного задрожать, и Джареддин торопливо шагнул к ней, мягко обнял за плечи. Наргис напряглась, но чародей лишь слегка привлек ее к себе и нежно прошептал, склонившись к уху:

– Не беспокойся ни о чем, любовь моя. Обещаю, даже тень сомнения в чистоте не коснется твоего имени. Никаких грязных слухов я не допущу. Всем будет известно, что твой дядя не смог прибыть, потому что исполняет приказ пресветлого государя, а уж с Надиром я тем более договорюсь. Он, кстати, недавно писал мне, и мы решили вскоре повидаться. Когда ты станешь моей женой, обещаю, я буду ему заботливым братом… Ты еще узнаешь, изумруд мой, что к врагам я безжалостен, однако друзей и родственников берегу всемерно. А уж как я стану беречь тебя, любовь моя…

– Отпусти, – тихо попросила Наргис, не пытаясь вырваться. – Мне… мне стыдно…

Джареддин неохотно выпустил ее из объятий и отступил на шаг. Протянув руку, ласково погладил Наргис по голове, как ребенка, и мурлыкнул:

– Мой целомудр-р-ренный изумр-р-руд… О, как приятно будет растопить медовые соты стыдливости на огне страсти…

Он отошел еще немного, поклонился и вышел, а Наргис без сил присела на кровать, боясь, что сейчас расплачется и все испортит. Но глаза были сухими, только странный озноб охватил ее с головы до ног, и Наргис сплела пальцы на коленях, пытаясь успокоиться. Он поверил! Поверил…

Теперь все зависит от Маруди. И от удачи, разумеется. Боги, спасите шахзаде Ирулана, ведь это его имя и воспоминания о детских играх напомнили Наргис другие игры, в которые она играла с братом и Маруди. Отец был милостив, он позволил маленькому рабу не только служить своим ровесникам и будущим господам, но и веселиться вместе с ними. Отец был мудр, он знал, что великодушие рождает преданность, и Маруди вырастет, зная, кому обязан всем, что у него есть.

А еще Солнечный визирь был щедр и заботлив, он покупал детям чудесные забавы, и одной из них стал сундучок, заказанный им много лет назад у одного придворного чародея, ныне уже покойного. Сундучок для игры в джиннов и пери… Несколько игрушек, напоенных магией, которая начинала работать от капельки крови. Надир, правда, уже тогда крови жутко боялся, а Наргис никто не позволил бы ранить пальчики, но Маруди легко и с гордостью расплачивался парой-тройкой уколов за своих друзей-хозяев… И прекрасно знал, как пользоваться тем, что осталось лежать в сундучке Надира.

Наргис яростно прогнала крошечную подлую мысль, что друг детства и верный джандар может предать. Нет же, зачем ему это?! Он клялся отцу и любит Наргис почти как брат… может, даже больше брата! Еще неизвестно, как поведет себя Надир, узнав, что она опозорила теперь уже его как главу рода. А Маруди обязательно сделает все как надо. Вот только возьмет из их детского сундучка игрушки.

Как известно, джинны и пери умеют становиться невидимыми. Чародей сделал три амулета, отводящих взгляды. Ненадолго, всего на несколько минут, но для игры и этого хватало. Отец тогда взял с них обещание, что дети не станут шутить над слугами, подслушивать чужие разговоры и доставлять хлопоты… Они ни разу не нарушили этого обещания! Вторым свойством амулетов было то, что их тянуло друг к другу – очень удобно, когда нужно найти похищенную и спрятанную в садовых зарослях пери или шахскую дочь!

– Отец, прошу, благослови меня, где бы ты ни был, – прошептала Наргис. – Пусть твоя любовь и забота спасет меня… Ты же знаешь, почему я не могу поступить иначе! Лучше быть опозоренной, но свободной! И я… я должна предупредить Надира и дядю! О, даже если бы я поверила в его слова… Если бы отказалась от любви к Аледдину… Даже тогда не согласилась бы выйти за Джареддина! Что бы он теперь ни обещал, прежних угроз я ему не прощу! С тем, кто просит любви, занеся меч над моими родными, договариваться не стану. Помоги мне, отец…

Она улыбнулась вошедшим служанкам и велела подать кофе с рахат-лукумом. Только не ореховым, как утром, а из розовых лепестков. Что, у них такого нет?! Вот приедет на ее свадьбу тетушка Навадари, и пусть Садика возьмет у нее рецепт. Госпожа Навадари варит лучший лукум на свете!

Служанки кивали, рассыпались в извинениях и обещаниях и, кажется, были счастливы, что хозяйка пожелала всего лишь лукума, особенно когда она милостиво согласилась на ореховый. А Наргис думала, что еще два дня она потерпит, зато Джареддин окончательно убедится, что она занята только подготовкой к свадьбе и капризами.

…Весь следующий день до обеда она просидела, как на иголках. Продолжала перебирать платья и капризничать, пока не остановилась на наряде алого чинского шелка, похожем на тот, что подарила Иргане, только многослойном, с узким нижним платьем золотой парчи, которая проглядывала в разрезы верхнего. Служанки восхищались, а Наргис разглядывала себя в драгоценное вендийское зеркало, огромное – в полный рост, и бесстрастно думала, что с первым красным платьем она рассталась с легкой горечью, а второе возненавидела бы, если б душа не застыла, словно онемевшее от холода тело.

А в обед вернулся Маруди, щеголеватый, во всем новом, словно тоже готовился к ее свадьбе. Низко поклонился, поставил на стол глиняную бутыль и тяжелую шкатулку черного дерева с перламутром. Наргис откинула крышку, и служанки, заглянувшие туда, застонали от восторга. Кроваво-алая россыпь огоньков, окаймленных ажурной золотой оправой, просияла с черной подушечки, как тлеющие угли, раздутые порывом ветра.

– Госпожа будет самой нарядной невестой Харузы, – благоговейно прошептала Садика. – И самой прекрасной…

– В этом никто не сомневался и без рубинов, – снова раздался голос Джареддина от двери, и Наргис про себя поморщилась.