Ржавая Хонда - Владимир Яценко Страница 71

Клим почувствовал страх. Его сосед по больничной койке не мог быть Леднёвым! Что, если все они, вернувшиеся, не те, за кого себя выдают? Нелюди! Воспользовались провалившимся экспериментом, чтобы внедриться в человеческую расу…

Меры, которыми обеспечивался карантин Асклина, как-то сразу перестали вызывать протест и раздражение.

– Вот это да! – проговорил Гордин.

* * *

Обед проходил в привычном режиме: Тайка щебетала, рассказывая о каких-то событиях на её дежурстве. Клим делал вид, что ему интересно, а сам исподтишка разглядывал сияние Леднёва. Сам Глеб, как обычно, ел с невозмутимой размеренностью автомата: без слов, без чувств, без эмоций. Даже желваки на заметно выступающих скулах катались в такт движению челюстей размеренно и ритмично.

– Мы с Глебом сыграли в бильярд, – перебил Таисию Клим.

– Вот как? – изумилась Тайка. – И кто выиграл?

Она посмотрела на Леднёва, но тот никак не отреагировал.

– Он меня, как Тузик шапку, – засмеялся Клим. – Но обещал научить!

Глеб перестал жевать и посмотрел на Клима.

– Правда? – улыбнулась Таисия. – Здорово. А то вы, Глеб, всё молчите. Знаете, даже немного не по себе…

Клим почувствовал в руке вилку.

Странное какое-то чувство. Он же держал вилку и раньше. Но теперь вот вдруг её почувствовал. Гордин строго посмотрел на руку и понял, что его насторожило: вилка весила килограммов десять, не меньше!

Другая рука потяжелела с той же стремительностью. Его выбросило из-за стола. Боли от удара о поверхность пола он не почувствовал; барабанные перепонки едва выдерживали накаты набата, который всё набирал и набирал силу.

Далеко-далеко, за сотни световых лет от Солнца, набирал силу гравитационный шторм, и под его натиском расходилась-распускалась ткань пространства. И край этого разрыва бил Гордина «под дых», терзал нервы, рвал в клочья сердце…

Но что-то изменилось.

Клим вдруг осознал, что не умирает. На этот раз боль была терпимой, вполне сносной и в чём-то даже приятной! Он нашёл силы оглядеться: система Эридана! Звёздный мешок, заполненный под самую завязку облаком водорода. Полторы сотни звёзд растягивают облако, каждая на себя, а оно, в тщетной попытке вырваться, раскинуло свои рукава на десятки световых лет в каждом из направлений. Одеяло пространства трещит и рвётся от этой борьбы. Краткие мгновения затишья скоротечны – достаточно ничтожной флуктуации, чтобы хрупкое равновесие нарушилось и вновь началось перераспределение масс. Гравитационные возмущения вихрями подстёгивают пространство. И вот – очередной смерч, вырвавшись из клетки, несётся прочь, унося за собой всё, что имело несчастье оказаться у него на пути.

Такой смерч однажды подхватил Гордина, за несколько часов прокатил его до края Галактики и бумерангом вернул почти к точке старта, извратив, искалечив его человеческую природу. Навсегда сломав ему судьбу. И только триангуляционные станции безучастно фиксировали его движение, скорость которого невозможно было описать никакой физической моделью, однажды выдуманной человечеством.

Где-то в другой Вселенной кричит Тайка.

Зачем кричать? Всё вроде бы хорошо. Страшновато, не без этого, но жизни ничего не угрожает…

Чернота вокруг засеребрилась. Сначала на фоне звёзд проявились контуры светильника над столом, потом и сам стол. Потом звёзды исчезли. Он лежал на полу. Ласковые, нежные руки Таисии гладили его лицо, ерошили волосы. Чьи-то сильные руки подняли с пола и уложили на тележку. Повезли.

– Вот дураки, – проговорил Клим вслух. – Куда вы меня везёте?

Движение не замедлилось.

– Да остановитесь же, – Клим попытался сесть.

Не тут-то было, он оказался спеленат и прикручен к каталке.

– Милый, – над ним склонилось лицо Таисии. – Мы везём тебя на тестирование. У тебя был приступ. Ты же в стационаре. Ты забыл. Тут так положено…

* * *

Он вернулся в свою палату только поздно вечером.

Тайка ускакала на ночное дежурство, придёт под самое утро. Была возможность выспаться и о многом подумать. Но, едва ступив на порог холла, Клим понял, что список сюрпризов сегодняшнего дня ещё не исчерпан: в кресле напротив телевизора сидел Глеб.

Едва Клим закрыл за собой дверь, Глеб выключил телевизор, но темноты не было – сияние, ровное, без язычков-щупальцев, гладко и плотно охватывающее его фигуру, давало достаточное освещение, чтобы легко ориентироваться в комнате.

– Почему не спишь? – спросил Клим.

– Тебя жду, – спокойно ответил Глеб.

– Давай обойдёмся без света, – предложил Клим, усаживаясь в кресло. – Занятно на твою иллюминацию смотреть.

– Только никому не говори, что видишь, – помедлив, предупредил Леднёв. – Повесят ещё один симптом, и пойдёшь по новому кругу анализов и тестов.

– Ого! Твоё сияние вижу только я?

– Мы теряем время, – сказал Леднёв. – Я пришёл сказать, а не говорить…

– Ты «пришёл», – заинтересовался Клим. – А тот парень, что на процедуры ходит? Двойник, что ли?

Леднёв скривился:

– Гордин! Ты будешь слушать или нет? Впрочем, – его лицо прояснилось, – о псевдоподах я тоже хотел рассказать. Нет, это не двойник – это я. Точнее, десятая доля меня.

– Как это?

– Представь, что можешь перемещаться в пространстве мгновенно. Сам. Без приспособлений и механизмов.

– И что?

– Тогда, после нескольких лет скитаний, у тебя останутся несколько мест, в которых ты бы хотел оставаться всегда. Это возможно. Ты размажешь свою сущность по нескольким бытиям сразу. Ты будешь во всех этих местах одновременно, разумеется, с понижением эффективности восприятия во столько раз, сколь мало ты пытаешься быть в каком-то конкретном месте.

– И Асклин такое излюбленное место?

– Необходимое.

– Ну да! Процедуры…

– Прекрати паясничать, – возмутился Глеб. – Если мы снимем свои псевдоподии, от Асклина через секунду даже пыли не останется!

Гордин почувствовал неловкость. И в самом деле, как-то всё серьёзно складывалось.

– И ты сейчас находишься в десяти разных местах?

– Нет. Эта беседа слишком важна для безопасности всех. Поэтому сейчас я нахожусь здесь, и только здесь, на Асклине. Но и обычно, как правило, я разливаюсь по двум-трём местам, не больше.

– Ты же сказал «десятая часть»?

– А разве доли бывают только равными? – удивился Глеб. – Обычно я сканирую Асклин с экспозицией одна десятая своей секунды за твою секунду. Нас называют «призраками», не забыл?

Клим молчал, пытаясь разделить «свои» секунды от чужих.

– Вижу, доходит, – удовлетворённо подытожил Глеб. – Сиди и слушай. Мы порвали пространство. Мы видели, что там, под этими лоскутами. Ты тоже это видел. Но разум так запрограммирован, что не может впустить в сознание факты, несовместимые с представлениями об окружающем мире. Как думаешь, где мы находимся?