Обрученные - Элли Каунди Страница 71

Я удивлена его вопросом. И вдруг я понимаю: он не знает, что однажды я уже выбрала его. Когда я сначала увидела на экране его лицо, а потом лицо Кая, я хотела безопасного, известного и ожидаемого. Я хотела хорошего, доброго и красивого. Я хотела Ксандера.

— Конечно, — говорю я.

Мы смотрим друг на друга и вдруг начинаем смеяться. И не можем остановиться. Мы смеемся так сильно, что слезы ручьями текут по нашим лицам. Ксандер отодвигается от меня, сгибается пополам и хватает ртом воздух.

— Мы еще могли бы быть вместе, — говорит он. — После всего.

— Могли бы, — соглашаюсь я.

— Тогда зачем все это?

Я становлюсь серьезной. Все это время я старалась понять, что имел в виду дедушка. Почему он не хотел, чтобы сохранился образец его ткани, не хотел жить вечно по чьим-то чужим правилам.

— Потому что мы должны иметь возможность собственного выбора. Это главное. Разве не так? И это выше нас.

Он смотрит вверх:

— Я знаю. — Может быть, для Ксандера это всегда было так, поскольку он годами видел и знал больше других. Как и Кай.

— Сколько раз? — шепчу я Ксандеру.

Он трясет головой, не понимая, о чем я.

— Сколько раз нас заставляли принимать таблетки, а мы не помним этого? — спрашиваю я.

— Мне известен один случай, — отвечает Ксандер. — Они не часто проделывают это с гражданами. Я был уверен, что они заставят нас принять таблетки, когда умер сын Макхэмов, но они не сделали этого. Но однажды — я абсолютно уверен в этом — все жители нашего городка приняли красные таблетки.

— И я?

— Не уверен. Я не видел, как ты это делала. Не знаю.

— Что тогда случилось? — спрашиваю я.

Ксандер качает головой.

— Этого я тебе сказать не могу, — шепчет он.

Я не настаиваю. Я тоже говорю ему не все. Ни о поцелуе на холме, ни о стихах он не знает, и я не могу просить его сделать то, чего не делаю сама. Между откровенностью и скрытностью равновесие непростое; каждый раз приходится решать заново, чем лучше поделиться, а о чем умолчать. Одна правда ранит, но вылечивает, а другая может и убить.

Я указываю жестом на конверт:

— Что там у тебя, кроме таблеток?

Он пожимает плечами:

— Немного. Я положил это, главным образом, для того, чтобы спрятать таблетки. Две новые розы, точно такие же, как мы с тобой сажали. Они быстро завянут. Спечатал с порта копию одной из Ста картин, ту, по которой ты делала когда-то доклад. Этот отпечаток тоже пролежит недолго. — Он прав: бумага из портов быстро разлагается. Ксандер с грустью смотрит на меня. — Все это не пролежит и двух месяцев.

— Спасибо тебе, — говорю я. — Я для тебя ничего не успела приготовить: все произошло так быстро сегодня утром... — Я смущенно замолкаю, потому что все это время я потратила на Кая, а не на Ксандера. Я снова выбрала Кая.

— Все в порядке, — говорит Ксандер. — Но, может быть, ты могла бы...

Он смотрит мне в глаза глубоким взглядом, и я знаю, о чем он просит. О поцелуе. Хотя знает о Кае. О прощальном поцелуе, хотя наша с ним связь не прервется. Я знаю, что это был бы сладкий поцелуй. И он бы держался за этот поцелуй, как я держусь за поцелуй Кая.

Но не думаю, что могу дать это Ксандеру.

— Ксандер...

— Все в порядке, — говорит он и встает. Я встаю тоже, и он притягивает меня к себе. Его руки, как всегда надежные, теплые и добрые, обнимают меня.

И так мы стоим, обнявшись.

А потом он поворачивается и быстро уходит по тропинке, не обернувшись и не сказав ни слова. Но я смотрю ему вслед и провожаю взглядом до самого его дома.

Дорога к нашему новому месту жительства пряма и проста. Сначала обычным аэропоездом до центра Сити, а затем поездом дальнего следования в сельскохозяйственные районы Провинции Кейа. Почти все наши пожитки уместились в четыре маленьких чемодана, по одному на каждого. Некоторые более громоздкие вещи нам пришлют позднее.

Когда мы, все четверо, идем к остановке поезда, соседи и друзья выходят проводить нас и пожелать доброго пути. Они знают, что нас переселяют, но не знают за что, и задавать на эту тему вопросы не принято. Подойдя к концу улицы, мы видим новую вывеску: «Садовый городок». Не стало кленов, не стало и старого названия, не стало и Кленового городка. Будто никогда и не было. Не стало Макхэмов. Не стало нас. Другие люди поселятся здесь, в Садовом городке. Уже высажены новые клумбы с новыми розами.

Быстрота, с которой исчез Кай, исчезли Макхэмы и теперь исчезаем мы, вызывает у меня озноб. Будто никого из нас никогда не существовало. И вдруг мне вспоминается далекое время, когда я была маленькой и высматривала из окна аэропоезда наш «Каменный городок», а тропинки, которые вели к нашим домам, были выложена мелкими плоскими камешками.

Это было раньше. У этого городка меняются названия. Какие еще дурные события лежат под землей нашего городка? Что похоронено под нашими камнями, цветами, деревьями и домами? Тот случай, о котором Ксандер не захотел рассказать, когда мы все приняли красные таблетки, — что тогда произошло? Куда на самом деле отправились люди, которые покинули городок?

Они не умели писать свои имена, но я могу написать свое, и я напишу его там, где оно сможет сохраниться надолго. Сначала найду Кая, а потом найду такое место.

Когда мы пересели в поезд дальнего следования, мама и Брэм заснули, измученные эмоциями и напряжением, связанным с отъездом.

Я нахожу странным, учитывая все случившееся, что именно мама, которая всегда с готовностью подчинялась всем правилам, стала причиной нашего изгнания. Видимо, она слишком много знала и призналась в этом в своем отчете. Она не могла поступить иначе.

Путешествие наше долгое, в поезде много других пассажиров. Но солдат, таких, как Кай, здесь нет. Они перевозят их в специальных поездах. Здесь едут усталые семьи, похожие на нашу. Группы холостяков, которые смеются и оживленно обсуждают свои дела, связанные с работой. Несколько последних рядов заняты молодыми женщинами примерно моего возраста, которые едут на временную работу. Я с интересом наблюдаю за этими девушками. Это те, кто не получил распределения на постоянную работу и вынужден скитаться по временным. Некоторые из них выглядят грустными и разочарованными. Другие с интересом смотрят в окно. Ловлю себя на том, что смотрю на них слишком часто. У нас принято заниматься своими делами. А мне нужно сосредоточиться на поисках Кая. Кое-что для этого у меня уже есть: питательные таблетки, компас, сведения о Сизифовой реке. И память о дедушке, который «не ушел покорно».

Отец замечает, что я наблюдаю за девушками. Чтобы не разбудить маму и Брэма, он говорит тихо:

— Я не помню, что произошло вчера. Но знаю, что Макхэмы уехали из городка, и думаю, что тебя это огорчает.