Я – стихия - Анастасия Акулова Страница 7

Император Гарольд III Виноур к своим сорока пяти годам не прославился ничем особо выдающимся, однако при нём, в отличие от нескольких поколений его предшественников, наконец-то наступил долгий мир и покой, длившийся около двадцати лет. Обнищавшая за века нескончаемых войн страна всё ещё была лёгкой добычей для противников, так и не сумев вернуть былую стабильность и процветание, особенно в экономике, но уже хотя бы не походила на сплошную чернеющую воронку – пустынную и безжизненную, как сразу после прошедших войн. При восшествии на престол Гарольду пришлось столкнуться с разрухой, бедностью и повсеместным голодом, перетекающим в кровавые бунты, восстания и преступность. Восстания и преступность ему пришлось, подобно предкам, утопить в крови, и только после этого появилась возможность наладить отношения с остальными странами путём умелой дипломатии, что ему успешно удалось и что принесло несомненные плюсы. Ничего уже не было как прежде, однако народ успокоился, но никогда уже не сможет забыть того, что творилось в не так давно завершившийся период Мясорубки – вот так неоднозначно назвали период массовых восстаний, преступности и их жестокого подавления.

Подобного в таких масштабах ещё не видывала история, и Кровавая площадь названа так не потому, что казни вершились там с начала времён, а потому, что именно там в период Мясорубки казнили массами, демонстративно и с особой жестокостью. Некоторые предполагали, что именно поэтому император велел построить свой новый замок именно там – для того, чтобы смотреть на эту площадь и всегда помнить, до какой крайности ситуацию нельзя доводить никогда.

Те события оставили на этом сутулом человеке, виски которого уже посеребрила седина, неизгладимый след – как внешне, так и в душе. Многие из тех, что знали его, не раз говорили, что один взгляд его холодных голубых глаз режет как бритва и сердце превращает в лёд. Молва наложила на него много чёрных красок, а в действительности это был всего лишь очень уставший от жизни человек, которому хотелось одного – установить прочный мир в своей стране, править достойно, а умереть тихо и спокойно. Он, воин, не выносил пышности – вот и в этот раз на нём не было мантии и прочего, лишь простой тёмно-коричневый камзол и того же цвета шаровары, да золотой обруч в спутанных седых чёрных волосах, как единственный признак его власти и могущества.

Едва слышно скрипнула в другом конце залы массивная двери, заставив императора оторваться от изучения карты и инстинктивно поднять голову, затем размеренные тяжёлые шаги, в коих легко можно угадать воинскую поступь, и из тени выступил хорошо знакомый императору человек.

Темноволосый черноглазый мужчина в чёрном камзоле, резко контрастирующим с бледной кожей, широкий в плечах и довольно сильный, на вид ему никто не дал бы больше двадцати семи, но это ошибочно. На самом деле он даже старше короля – человек, с детства умеющий обращаться с артефактами, стареет значительно медленнее. Молва и его разукрасила до невозможного, даже больше, чем самого императора Гарольда, ибо по роду своей деятельности Кевин Дингрос являлся личностью достаточно скрытной. Многие слышали о его победах, достижениях, уме и силе, но мало кто знал в лицо. Впрочем, ему самому это было только на руку.

– Наш дипломат вернулся из Пеллоса, – оповестил он, сложив за спиной руки в любимом жесте всех влиятельных особ, – Частично. Нам вернули его голову.

Спустя тяжёлую минуту молчания, император с яростью отшвырнул от себя фигурки солдатиков, расставленные на карте, и облокотился кулаками о стол, исподлобья взглянув усталыми выцветшими глазами на собеседника.

– Значит, мы всё-таки не сможем установить хотя бы шаткий мир, – отрывисто подытожил он, и голос его то и дело срывался на хрип.

– Увы.

– Увы?! – Яростный и злой рык императора эхом разнёсся, по залу, – Даже после двадцати лет спокойствия нам не хватает средств вернуть былое положение вещей, Таррант в жалком состоянии, но если случится война, особенно с такой сильной державой, как Пеллос!.. Если эта война начнётся, от империи даже руин не останется. К чему мы только не прибегали, соглашались даже на самые унизительные условия, но всё напрасно… И всё, что ты, верховный маг, можешь сказать в этой тяжёлой ситуации – увы?!

– Вы знаете, что я делаю всё, что в моих силах, ваше величество, – холодно и твёрдо отозвался тот, блеснув холодной сталью в глазах.

– Знаю, – задумчиво кивнул император, чуть более спокойно, – Но сейчас этого уже не достаточно. Пару месяцев, Кевин, может, полгода – не больше. Я ещё подумаю, как избежать войны, но скорее всего всё впустую. Столько лет мы с ними, нашими соседями, на грани, и они не хотят упустить момент, пока мы слабы. Армия наша несравнима с их, так что единственным нашим возможным преимуществом может стать только оружие. Я не знаю, что ты будешь делать, хоть из кожи вон лезь, но найди, выведи мне за это время такое магическое оружие, чтобы Таррант выдержал. И только попробуй подвести, потому что иных вариантов у нас уже нет.

Дингрос явно хотел возразить, но не стал. Он понимал, что император прав, к тому же, совсем недавно у него появилась зацепка. Если верить истории, то их предки, сами обладающие магическим даром, были намного сильнее любого артефакта. И если всё ещё есть шанс вернуть магию людям – то он, Кевин Дингрос, вполне готов лезть из кожи вон, как того требует император.

Замкнутый круг

«Будь собой!» – все твердят, —

Получай оплеухи, —

Только хватит ли щек для желающих бить?

Терпеливых плодят

Те, кто помер со скуки,

От незнанья каким и зачем ему быть.

Разве есть алгоритм

Идеальных движений? —

Впрочем, я соглашусь, чтоб не слыть дураком.

Но себе как не ври,

Ощутишь в сердце жженье,

Когда истина ткнет в грязный пол пятаком.

Время не альтруист,

Шанс сжигает минута

Ухватить жизнь за горло, чтоб быть первым в строю.

Вяжет тех, кто прет из

Фальши сладкая нуга,

Глаголезвия ум превратили в «ай-кью».

Справедливость – медаль,

Ложь и правда – эмблемы,

Но вторую никак не могу отыскать.

Поиск света задан

Меж сверкающих плевел, —

Вот и каждый хранит драгоценный оскал.

Время не филантроп,

Но в подвалах пространства

Клад секунд пламенеет бесконечной горой.

В тюрьме мира дан срок,

Что выводит из транса,

Истекая… нельзя получить здесь второй.

Вероятность возможна

Из возможных последствий, —

Она тянет как трасса красным светом из глаз.

Как не будь осторожен,

Попадешь в эту клетку,