Император вынимает меч - Дмитрий Колосов Страница 7

Прошел день, прошла ночь. К утру Келастис вывел передовой отряд к скале, обвиваемой узенькой, всего в два-три фута шириной тропкой.

— Это и есть Черный перевал. Если сумеем преодолеть его, мы спасены. Дальше идет пологий спуск, выводящий прямо в цветущую долину Пада.

— Но как? Как может пройти войско там, где не пройдут в ряд даже два воина. Мы будем вынуждены бросить слонов и лошадей. Половина войска померзнет здесь, пока другая будет идти через гору!

— Вот теперь настал черед огня, воды, уксуса и стали! Пошли тысячу воинов рубить деревья по склонам, другая тысяча пусть разводит костры и топит воду. Еще мне нужна тысяча самых сильных воинов. — Лицо купца изумляло спокойствием — застывшая маска мертвеца, обезумевшего мертвеца, обжигаюшая взглядом желто-рыжих глаз!

Ганнибал, хрипя, отдал приказы, и работа закипела. На тропе были разведены громадные костры. Когда камень раскалялся до малинового свечения, воины поливали его водой, смешанной с уксусом. Скала давала трещины, становилась рыхлой, и тогда принимались за дело пельтасты, сменившие оружие на кирки. Они расширяли тропу настолько, чтобы по ней могли пройти слон, четыре всадника или восемь воинов в ряд. Работа спорилась. Сто, двести, триста футов…

К вечеру вокруг скалы была проложена настоящая дорога, и первые отряды воинов преодолели гору, разбив лагерь на противоположной стороне ее. Через три дня все ганнибалово войско вышло на равнины Пада.

Древние отнесли переход Ганнибала через Альпы к наиболее дерзновенным предприятиям, на которые отваживался человек. Нет, Альпы не были неприступны, подобно Памиру или Гималаям.

Из всех гор это были самые домашние горы, но лишь в восприятии человека, который видел горы дикие и ужасающие. Обитатель Ойкумены не знал диких и ужасных гор, и потому Альпы поражали его воображение. Немногие безумцы рисковали преодолеть их, но никто не пытался сделать это со стотысячным войском. Ганнибал дерзнул, и этот его подвиг был поставлен современниками выше всех прочих — выше Треббии, выше Тразимена, выше, быть может, Канн.

Это было необыкновенно трудно: преодолеть себя и заставить шагнуть в неизведанное — в частокол горных пиков и пасти ущелий. Это было необыкновенно трудно: заставить последовать за собой многих других, не столь честолюбивых и не снедаемых яростной местью. Просто за деньги. Они брали деньги за смерть, но неизведанность порой страшнее смерти, ибо смерть пугает именно фактом своей неотвратимости, и в этом изведана, а неизведанное не гарантирует даже и смерти. Трудно сказать, что пугало моряков Колумба: бескрайний океан, фантасмагоричные чудовища или перспектива очутиться там, где недействительны законы привычного мира, где, может быть, другое солнце, другое небо, другой воздух, другая жизнь, другая смерть. Или нет всего этого, а есть… Что? Нет ответа, и это пугает — пугает больше нечестья, больше боли, больше самой смерти.

Здесь Ганнибал сродни Колумбу, хотя, конечно. Пуниец знал, что Альпы преодолимы, что чрез них не раз и не два ходили дикари. Но что значит чей-то иной опыт в сравнении с твоим собственным? Что?!

Ганнибал рискнул и повел. И прошел. И доказал, что человеку доступно все. Кто знает, не будь Ганнибала, был ли Колумб? Кто?! А позднее прошли многие и проложили дорогу; горы уже не пугали. И после Колумба тоже были многие и прочертили морские пути; ведь океан тоже уже не пугал. Но Ганнибал был первым. Но Колумб был первым.

Они пересилили страх, они перешагнули через него. И Колумбу воздвигли статую, и не одну. А Ганнибалу так и не воздвигли. Он победил горы, победил людей, но был побежден обстоятельствами, славу чего приписали себе люди. А, приписав славу, они постарались забыть о победителе.

В мире много статуй колумбам, в мире много статуй победоносным вождям. И раз уж никому не приходит в голову воздвигнуть монумент человеку, победившему при Тицине и Треббии, Тразимене и Каннах, так поставьте памятник человеку, победившему горы. Это сейчас Альпы почти домашни, а бывали времена, когда те были дики и пугающи. Бывали…

Через три дня все ганнибалово войско вышло на равнины Пада. Здесь Ганнибал честно расплатился с купцом Келастисом, заметив:

— Теперь тебе надо опасаться мести римлян. Купец усмехнулся.

— Есть лишь один человек, кого я боюсь, но он, вернее, она далеко! Прощай.

С этими словами купец исчез, чтобы вернуться через годы, а, быть может, века. Ганнибалу было не до него. Он расставил полки по окрестным селениям, а лошадей и слонов приказал развести по пастбищам. Солдаты и животные должны были набраться сил для предстоящих сражений. В лагерь Ганнибала начинали сходиться враждебные Риму галлы. Война началась…