«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи - Сергей Бузинин Страница 7

Возникает закономерный вопрос: а спать-то ему, бедному, когда? Такой же закономерный ответ: учитесь, сударь, полномочия делегировать!

Но как бы трудно ни приходилось, Арсенин справлялся. Почти два года он прослужил в должности старпома на «Петербурге», избороздив Дальний Восток вдоль и поперек. Его судно ходило в Китай, Малайзию, два раза навещали Японию.

Матросы экипажа достаточно быстро поняли, что с новым старпом не забалуешь. С офицерами на судне установились дружеские, но без панибратства отношения.

Капитан парохода – морской волк старой школы Рудольф Егорович Гутан, обошедший в свое время вокруг света на корвете «Баян», строгий, но вместе с тем веселый и заботливый, являлся несомненным авторитетом для Арсенина. На судне про Гутана шутили, мол, он единственный из моряков, которому постоянные плаванья не помешали породить аж трех сыновей и дочь. Рудольф Егорович, более чем довольный прилежанием своего старшего помощника, собираясь через пару лет подавать в отставку, прочил Арсенина на свое, то есть капитанское, место.

По правде сказать, расположение капитана Арсенин заслужил еще в самом начале своей службы расторопностью, проявленной во время спасения французского военного транспорта «Коломбо» в Красном море, за которое Гутана правительство Французской республики наградило орденом Почетного легиона.

Скорее всего, так бы и встал Арсенин на капитанский мостик «Петербурга», но в 1890 году, во время рейса с Сахалина в Одессу, он подхватил малярию.

Малярия свалила его в Суэцком канале. Отправляя своего старшего помощника в Одесский морской госпиталь, Гутан даже прослезился, чего за умудренным опытом эстляндцем ранее никогда не замечалось. Позднее, уже в девяносто четвертом, Арсенин узнал, что Рудольф Егорович умер от туберкулеза в Каире. В память о капитане он, втайне от всех, по старому морскому обычаю пролил за борт корабля стакан водки, ибо мало кого уважал так, как Гутана.

Болезнь отобрала много сил, но это не помешало Арсенину вернуться во Владивосток сразу же, как только он встал на ноги. Поскольку свободных вакансий в пароходстве не имелось, Арсенин взял двухмесячный отпуск, во время которого навестил родителей. Однако к моменту его возвращения во Владивосток ситуация не изменилась – на морских судах капитаны, старшие помощники или хотя бы штурманы не требовались, а уходить на речные суда Арсенину не хотелось.

В один из майских дней Арсенин сидел в открытом кафе на Китайской улице, когда случайно услышал разговор двух немецких матросов, пивших пиво за соседним столом. Матросы делились впечатлениями о русском городе и порте, высказывая сожаление, что такой хороший пароход, как «Аделаида», будет служить диким русским и ходить по варварским местам. Заинтересовавшись беседой матросов, Арсенин обратился к ним на немецком, чем сразу же расположил к себе собеседников. Через десять минут беседы, бокала вина для себя и пары кружек пива для матросов Всеслав располагал информацией о том, что моряки служат в экипаже, который буквально день назад привел в порт Владивостока новое грузовое судно из Гамбурга. Ранее судно принадлежало компании Hamburg-Amerikanischen Packetfahrt AG, а теперь им будет владеть Морская Компания Жюля Бринера.

Резонно рассудив, что для нового судна нужен новый экипаж, и вновь надеясь только на удачу, Арсенин направился на Алеутскую, где располагалась контора Компании Бринера.

К его удивлению, через несколько минут после того, как он изложил одному из клерков свое желание встретиться с владельцем компании, рассчитывая в лучшем случае лишь записаться на прием, тот же клерк проводил его на второй этаж здания, где находился кабинет Бринера. Услужливо отворив перед Арсениным двери, клерк моментально исчез из поля его зрения. Бринер оказался довольно-таки высоким мужчиной лет сорока пяти. Из-за мясистого носа, окладистой бороды, пышных усов и круглого животика под черным шелковым жилетом он чрезвычайно напоминал Александра Дюма-отца и Жюля Верна, вместе взятых. Говорил он по-русски очень чисто и почти без акцента, разве что иной раз несколько непривычно ставил ударения в словах.

Бринер произвел на Арсенина впечатление человека, с одной стороны, в высшей степени делового, умного и обязательного до скрупулезности, с другой – авантюриста. Человек, бежавший за романтикой дальних странствий из родной Швейцарии, не имеющей выхода к морю, проведший юность юнгой на пиратском корабле и торговцем шелком в Йокогаме, без сомнений заслуживал уважительного к себе отношения.

После часового разговора, прошедшего хоть и в насквозь деловом, но дружелюбном тоне, Арсенин и Бринер договорились о встрече через день, когда кандидат на должность должен принести свои рекомендации и дипломы. Вторая встреча заняла несколько больше времени и закончилась для Арсенина самым наилучшим образом. Ознакомившись с рекомендациями, выданными Доброфлотом, а также основываясь на полученной им лично информации, Бринер утвердил Всеслава в должности капитана грузо-пассажирского парохода «Натали», переименованного из «Аделаиды» в честь жены Бринера Натальи Иосифовны Куркутовой.

Позднее, уже набравшись жизненного опыта, Арсенин понял, что Бринер, собиравшийся открывать совместное дело с купцом второй гильдии Кузнецовым, стремился иметь доход, не зависимый от успеха либо неуспеха нового предприятия.

Вплоть до середины июня 1891 года Арсенин занимался комплектованием экипажа, вопросами мелкого ремонта и полного оснащения своего нового судна. Если, служа в должности старпома, он считал, что основная часть работы падает на его плечи, то теперь он придерживался абсолютно иного мнения. И хотя офицера на должность старпома он нашел достаточно быстро, работы хватало обоим. К концу июня команда закончила все работы. Экипаж укомплектован, судно оснащено и готово к походу, и посему, затратив два дня на получение груза и коносаментов, 1891 года июня месяца двадцать второго числа «Натали» вышла в свой первый рейс в порт Суэттенхем, прошедший без каких-либо происшествий.

До закрытия навигации «Натали» успела выполнить два рейса: в японский порт Китакюсю и в Пусан, что на Корейском полуострове. Зиму пришлось провести во Владивостоке.

Порт замерзающий, ледоколов нет; поэтому зимние месяцы Арсенин посвятил большей частью чтению атласов и карт, уединившись в съемной квартире на Афанасьевской улице, что в Офицерской слободе.

Но уже с началом новой навигации Бринер перевел «Натали» на Индийскую линию, и практически весь следующий год Арсенин вновь бороздил морские просторы.

После месячного отпуска, проведенного во французском Сиаме, Арсенин вновь вернулся к работе. И снова рейс следовал за рейсом: попутные ветра сменялись то штилем, а то и штормами, случались накладки с документацией на груз и недобросовестные поставщики, но большую часть составляли спокойные походы.

Так все продолжалось до мая 1893 года, когда Арсенин повел свой пароход из Сиама к родным берегам.