Mon Agent - Андрей М. Мелехов Страница 69

Когда спустя некоторое время Богомол в мрачной задумчивости сидел за указанным предметом мебели и размышлял о том, а не ошибся ли народ избранных с выдвижением на премьерскую должность не вполне достойного её человека, его секретарь сообщила о визите доктора Менгеле. Хотя тот и явился без предварительной договорённости, Богомол решил его принять. Тот никогда ранее не позволял себе подобной вольности и был в целом весьма квалифицированным знатоком как своего дела, так и многого другого, происходившего в стенах Института.

В кабинет Богомола зашёл хорошо знакомый ему бывший лондонский врач. Он был низкого роста, толстым, плешивым и, в целом, какой-то удивительно неопрятным и гадким. Впечатление усиливали маленькие бегающие чёрные глазки. Начальник Института не раз отмечал про себя, что Менгеле прекрасно смотрелся бы в семнадцатом веке на невольничьем средиземноморском базаре, продавая украинских и польских девственниц в оттоманские гаремы. Не надо было иметь слишком сильное воображение, чтобы представить, как он, подпрыгивая, плюясь слюной и облизывая короткие толстые пальцы, расписывал бы все те наслаждения, которые прекрасные плачущие девы способны доставить своему будущему повелителю. Богомол отогнал эти навязчивые ментальные образы и строго спросил специалиста по косметической хирургии:

— Чем обязан?

Тот заискивающе улыбнулся и достал из принесённой папочки несколько рентгеновских снимков и листков бумаги. Содержимое файла перекочевало на необъятный письменный стол. Богомол быстро просмотрел снимки. На них в нескольких ракурсах красовались челюсти некоего человека. На всех снимках верхняя часть была смазана из-за непонятного дефекта при проявлении или печати. Богомол брюзгливо спросил:

— Что, опять на материалах экономят?

— Что вы, босс! — всё с тем же подобострастием отвечал ему Менгеле. — Этот странный эффект проистекает не от плохого качества работы лаборантов, а от… э-э… пока необъяснимого энергетического феномена вокруг головы нашего… гм… Агента.

Богомол понимающе кивнул и сделал знак продолжать.

— Как вы помните, — вкрадчиво забормотал бывший врач, — у нас с самого начала вызвали вопросы зубные пломбы нашего гостя. Причём неясности наблюдались как в связи с методикой, незнакомой местным дантистам, так и с характером использовавшихся материалов. В двух случаях у зубов была произведена чистка корневых стволов.

Менгеле услужливо приподнял снимки так, чтобы сквозь них падал солнечный свет, и ткнул пальцем в соответствующие места. При этом от него пахнуло гнилыми зубами, каким-то чесночным потом и шампунем от перхоти. Богомол поморщился, но ничего не сказал.

— Так вот, на снимках можно наблюдать, что неизвестный материал, использованный для лечения примерно десять-двенадцать лет назад, со временем сжался и образовал пустоту. Теоретически, пустота постепенно должна была заполниться кислородом, кислород — вызвать воспаление, и тогда наш гость неизбежно лишился бы зуба. Но…

— Что «но»? — нетерпеливо поинтересовался Богомол, которого в данном случае интересовали не больные зубы, а выводы.

— Но ничего не произошло! Зубы на месте! И дело даже не в этом! Я тут пообщался с несколькими светилами в данной области… Надо сказать, те, кто помоложе и учились в США и Европе, знают только одно — как молоть псевдонаучную ерунду и выставлять счета с пятью нолями! Но я нашёл бывшего советского профессора, которому довелось лечить членов политбюро и учить тех, кто сегодня лечит… всё тех же бывших членов политбюро. И старик, посмотрев на снимки, тут же сказал, что наш гость когда-то побывал у дантиста его школы!

— Вы хотите сказать, что посланец из шара на самом деле…

— Совершенно верно! Наш молодой друг, скорее всего, был послан не небесами, а большевиками!

Вопреки ожиданиям Менгеле, Богомол неожиданно улыбнулся своей страшной улыбкой. Внезапно все его нехорошие предчувствия в отношении загадочного парня получили весомое подтверждение. Тот был не просто непонятен, он был опасен!

— Но и это не всё! — торжествующе продолжал Менгеле, довольный произведённым на начальство эффектом. — Мы решили поближе рассмотреть часы с жёлтым алмазом, найденные у посланца из шара. Те самые, что имеют циферблат на двадцать часов, должны показывать фазы нескольких лун и имеют ещё одну весьма загадочную функцию. Собственно говоря, по предположению наших специалистов, удивительной чистоты жёлтый алмаз на крышке механизма предназначен именно для осуществления этой функции, а не для украшения. Так вот, на внутренней поверхности одной из шестерней обнаружено крошечное клеймо, сделанное с удивительной даже по нашим временам тонкостью. Клеймо это содержит имя и дату.

Тут Менгеле со значением посмотрел в глаза Богомола. Тот подумал, что сейчас прозвучит название одной из известных часовых фирм. Но его собеседник сказал нечто гораздо более удивительное:

— Так вот, если верить клейму, к ним приложил руку сам Галилео Галилей!

— Тот самый астроном? Которого сожгла христианская инквизиция?

— Нет, нет! Галилео уцелел, официально отрёкшись от своих «заблуждений» по поводу вращения Земли и структуры солнечной системы. Сожгли же другого — Джордано Бруно. Но не в этом дело: Галилео, как и многие великие учёные своего времени, занимался разными отраслями знаний, а также был чрезвычайно талантливым механиком. Правда, до сей поры никто не слышал об изготовленных им часах. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Понятно, что если бы захотел, то сделал бы! Конечно, часы, рассчитанные на двадцать часов и две луны, встречаются далеко не каждый день, но… В конце концов, все гении были если не сумасшедшими, то уж точно эксцентричными. Вполне можно представить, например, что Галилео решил изготовить часы для воображаемого обитателя другой планеты (при этих словах Богомол недоверчиво ухмыльнулся и покачал головой). Но уж совсем непонятно другое! Дело в том, что на клейме присутствует и год изготовления. Причём ясно сказано, что использован календарь Торы. Странность этой даты заключается в том, что если перевести её с использованием принятого сейчас всем миром христианского летоисчисления, то мы получим нечто совершенно не соответствующее известным фактам жизни Галилео. Получается, что часам не несколько столетий, а чуть более трёх лет!

Оживлённо жестикулирующий Менгеле был несколько разочарован отсутствием энтузиазма по поводу доложенного им удивительного факта. Богомол скептически ответил:

— Ни о чём не говорит! Галилео мог просто перепутать что-то. Возможно, перепутал не он, а вы сами! Наконец, гораздо более вероятно то, что часы изготовил наш современник и потом, шутки ради, решил использовать имя учёного.

Однако, судя по волнению Менгеле, у того было припасено ещё одно удивительное известие.

— Вы помните кольцо, найденное на пальце нашего гостя? То самое, из белого металла с надписью на древнеарамейском? Выяснилась очень любопытная вещь! Кольцо действительно, как и предполагалось ранее, сделано из платиноида.

— Платина? Палладий? — неуверенно спросил Богомол.